Глава 14

 

 Гостиная в Кейвено-коттедже была отделана в изящно-старомодном стиле. Стены были украшены темно-вишневыми драпировками и обшиты панелями красного дерева. Под потолком видела огромная люстра, и в свете множества свечей, отражавшемся в стеклянных хрусталиках, сверкало столовое серебро. Миссис Хьюмс превзошла саму себя: Розалин сообщила ей, что к обеду будет гость.

 И теперь, когда этот гость сидел наконец за накрытым столом, Розалин чувствовала себя более спокойно. Как только они приехали в коттедж, Торн сразу же захотел осмотреть дом, и она согласилась показать ему комнаты — за некоторым исключением. Ей совсем не хотелось, чтобы он увидел кухню со всеми электрическими штучками, и ей стоило немалых трудов увести его из той части дома.

 К счастью, в целом дом был довольно старомодным и, вероятно, почти не отличался от того, что Торн видел в последний раз, когда его вызывали в XVIII веке. Больше всего из современных новшеств его поразили выключатели. Он просто не мог пройти мимо них спокойно: в каждой комнате щелкал ими по несколько раз. На телевизор он даже не взглянул, а Розалин и не собиралась пока объяснять ему, что это за штука, а тем более включать его. Может быть, через несколько дней, когда он совсем освоится в ее времени, но только не сейчас, после мучительного переезда на автомобиле.

 Розалин успела отключить стереосистему и телевизор, но она совсем забыла про телефон: он зазвонил, и она машинально сняла трубку и стала говорить. Это был Дэвид, который сообщал ей, что собирается лететь во Францию на выходные — повидаться с Лидией.

 Торн не отводил от нее изумленных глаз в течение всего разговора, из которого он слышал только отрывочные фразы. Когда Розалин наконец повесила трубку, ей пришлось снова двадцать минут подробнейшим образом объяснять, как теперь общаются люди, находящиеся за сотни и тысячи миль друг от друга даже в самых удаленных точках земли. Торн посмотрел на тонкий телефонный шнур, тянущийся к стене, и недоверчиво хмыкнул, всем своим видом показывая, что его так просто не проведешь.

 Тем не менее он сразу, без каких-либо трудностей освоился с современным водопроводом — правда, после того, как раз десять пощелкал выключателем и ошпарил палец, открыв кран с горячей водой. Затем он выразил желание немедленно опробовать душ, и Розалин с большим трудом удалось убедить его отложить это до вечера. А что касается фена, который Торн успел включить прежде, чем Розалин объяснила ему, как он работает, — теперь он валялся в мусорном ведре, безнадежно покалеченный при падении об пол.

 Сидя за столом, Розалин смотрела, как викинг старательно сжимает в руках нож и вилку по ее примеру, и не могла удержать улыбку. У него это, впрочем, получалось вполне сносно. Во всяком случае, он очень старался ей подражать. Для дикого воина, почти варвара, который привык есть руками, он справился с этой сложной задачей не так уж плохо.

 — Ты сегодня дважды упоминала каких-то американцев, — произнес наконец Торн, набив себе рот йоркширским пудингом. — Кто они такие?

 До этого момента он был так поглощен всем, что стояло на столе, включая солонку и перечницу, что Розалин не ожидала от него застольной беседы. Тема, которую он затронул, была вполне безобидна и не могла помешать пищеварению.

 — Американцами называют переселенцев в Северную Америку, освободивших ее от господства Англии, — объяснила она. — Боюсь, ты и эту войну пропустил.

 Он бросил на нее свирепый взгляд, и она лукаво рассмеялась в ответ. Ей нравилось его поддразнивать — ей даже самой было удивительно, как она осмелела, особенно принимая во внимание его последние слова: «Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь».

 Воспоминание об этом заставило ее похолодеть — не потому, что она потеряла над ним власть и нарушила их соглашение: ведь если он действительно не собирался покидать ее время, она была беззащитна перед ним. Ее испугало то, что, когда она услышала эти слова, радость и страх одновременно наполнили ее душу. Впрочем, он постоянно вызывал у нее противоречивые чувства с первого момента своего появления.

 Ей не хотелось углубляться в эти размышления, и поэтому она решила вызвать его на разговор, который отчасти удовлетворил бы ее любопытство по некоторым вопросам — в частности, ей было чрезвычайно интересно все связанное с мечом и его необычными свойствами.

 — А кстати, Торн, почему предыдущий владелец меча верил, что будет навеки проклят, если меч попадет в руки женщины?

 Викинг оторвал глаза от тарелки и взглянул на нее с самодовольной усмешкой.

 — Значит, Жан-Поль испугался моих угроз.

 — Жан-Поль?

 — Он был старшим сыном женщины, которая в последний раз владела моим мечом. Она умирала, и он должен был унаследовать Проклятье Бладдринкера.

 Викинг, умолкнув, пожал плечами, словно сказал более чем достаточно, но Розалин хотела знать все подробности.

 — Ты что, действительно способен проклясть кого-нибудь? — спросила она.

 Он чуть заметно усмехнулся. Может, он ее дразнит? Возможно ли это?

 — Я знаю, это глупый вопрос, — продолжала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — Ты ведь поклялся мне, что ты не бог. — И тут другая мысль неожиданно пришла ей в голову. — Скажи, твой меч дает мне какую-либо власть?

 Лицо его прямо-таки просияло.

 — Да, меч давал тебе власть.

 — Давал? Но теперь не дает? — Она нахмурилась. — Что это значит? Объясни.

 — Ты могла командовать мною, как хотела: я не имел права лгать тебе, причинять вред или отказываться выполнять твою просьбу.

 Она ошарашенно уставилась на него: теперь понятно, почему он так послушно закрыл глаза в машине, когда она его об этом попросила, — ему и правда нужно было ее разрешение, чтобы открыть их снова. Подумать только, она имеет полную власть над этим могучим викингом! С ума сойти можно! Но она почему-то говорит об этом в прошедшем времени.

 Она подозрительно сощурилась и спросила:

 — Значит, ты утверждаешь, что раньше я имела власть, а теперь не имею?

 Его ухмылка стала еще более самодовольной и торжествующей, хоть это казалось невозможным.

 — Воистину так. Когда ты отпустила меня, ты потеряла надо мной свою власть.

 Розалин со вздохом откинулась на стуле. Ей надо бы рассердиться на него: она имела такие преимущества над ним, а он даже не потрудился сказать ей об этом. Но, с другой стороны, он не обязан посвящать ее в эту тайну. Что бы он выгадал от этого? И как она заключит с ним соглашение, если он теперь вправе не выполнять ее приказы? Да, ей следовало бы сердиться, но она не могла — она ведь по-настоящему никогда не хотела иметь такую власть ни над ним, ни над кем бы то ни было. Но если он теперь свободен…

 Интересно, о чем еще он умалчивает?, — Есть ли какие-нибудь другие возможности у этого меча, о которых я должна знать?

 — О которых ты должна знать? Нет, теперь волшебная сила меча будет служить только мне.

 — И что это за волшебная сила? Он отложил вилку и нож и произнес:

 — Дай мне меч, и я тебе все покажу.

 — Да, сейчас, — хмыкнула Розалин. Насмешка — она всегда насмешка, и ее трудно не заметить.

 — Ты не хочешь дать мне меч даже на время? — спросил он оскорбленным тоном, и Розалии осторожно ответила:

 — Пойми меня правильно. Торн. Ты ведь можешь исчезнуть в любую минуту, и я не могу поручиться, что ты не захватишь с собою и мой меч. Я не хотела бы подвергать твое честное слово такому испытанию.

 — Ты что же, думаешь, что я тебя обманываю?

 — А разве ты не обманул Жан-Поля, сочинив сказку про вечное проклятие?

 Последовало напряженное молчание, в течение которого викинг обдумывал ее слова. Внезапно он откинул голову и расхохотался. Затем он поднял бокал с вином, словно предлагая молчаливый тост в ее честь, и заметил:

 — А мне даже нравится, что ты мне не доверяешь. Розалин удивленно воззрилась на него:

 — Нравится? Но почему?

 — Я предпочитаю не отвечать на твой вопрос. Розалин нахмурилась, и по его лицу вновь поползла наглая и самодовольная ухмылка. Нет, он явно насмехается над ней!

 — Ты хочешь отплатить мне за то, что я тебя дразнила? Ну давай, тебе ведь теперь все позволено, разве не так?

 — Розалин, если бы я хотел отплатить тебе, то ты бы в этом не усомнилась.

 Розалин почувствовала, что теряет терпение — этот викинг доведет ее до белого каления своими намеками.

 — Интересно, что ты имеешь в виду? Он снова засмеялся. Она начала нервно барабанить пальцами по столу — раздражение ее достигло последней стадии. Он это заметил, взглянул на ее руки и потом медленно поднял на нее глаза, горевшие ненасытным желанием. Под его взглядом Розалин не в силах была и пальцем пошевелить.

 — Может, я покажу тебе — тогда и узнаешь, — ответил он. Голос его был хриплым и дразняще-чувственным.

 До Розалин тут же дошло, как он собирается ей отплатить. Он снова взял над ней верх, сделал ее безвольной и покорной. Она с ужасом чувствовала, что готова исполнить любое его желание. Стоит ему посмотреть на нее своим пристальным взглядом, и она тут же теряет власть над собой. Как он быстро подчиняет ее себе — даже дух захватывает!

 — Прекрати, — сказала она. Он вопросительно поднял бровь.

 — Что прекратить? — спросил он с невинным видом.

 Розалин поняла, что пора сменить тему, но этот притворно-невинный взгляд вновь заронил в ее сердце безотчетную тревогу.

 — Ты прекрасно знаешь, что. Я же просила тебя не смотреть на меня так.

 — А что, женщины в твоем времени считают, что мужчины должны выполнять их просьбы?

 Опять он за старое! Она, конечно, могла бы ответить ему, но решила, что безопаснее будет не удостоить вниманием его вопрос.

 — Дело не в этом. Мы с тобой заключили сделку. Ты что, собираешься ее нарушить?

 — Разве в соглашении говорилось, что я не должен смотреть на тебя? Что-то не припоминаю.

 Он дразнит ее и еще получает от этого удовольствие! И он так и не ответил на ее вопрос. Розалии почувствовала, как ее охватывает бешенство. Прекратить бы этот бесполезный разговор, но уже слишком поздно.

 — Я еще раз спрашиваю тебя, Торн: ты собираешься нарушить наше соглашение?

 — А разве ты уже не нарушила его? Розалин вспыхнула, почувствовав себя несказанно униженной.

 — Я пыталась помочь тебе справиться со стрессом (черт, он же не знает, что такое «стресс»!), ведь ты первый раз в жизни ехал в автомобиле. Я даже разрешила тебе покинуть наше время (хотя и поклялась в обратном) на случай, если тебе станет совсем уж невмоготу. Мне кажется, тебе надо поблагодарить меня за это, а не оскорблять.

 — Благодарю, — произнес он со снисходительным кивком.

 Она вдруг поняла, что он сознательно не отвечает на ее вопрос: видно, хочет, чтобы она нервничала, сомневалась и… Она гневно сверкнула на него глазами, и он широко ухмыльнулся.

 За все это время она, собственно, даже не притронулась к обеду и вспомнила об этом, внезапно почувствовав голод. Но, может, это?.. Нет! Просто внутри у нее все переворачивается при мысли, что он теперь может позволить себе все, что захочет.

 Розалин встала, оперлась о стол обеими руками и, чуть подавшись вперед, решительно произнесла:

 — Надеюсь, ты помнишь, что я говорила тебе о законах и о том, что дозволено и не дозволено в наше время? Я еще раз повторяю: держись от меня подальше. И не делай недоуменное лицо — ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Если ты согласен помочь мне в моих исторических изысканиях — через час я жду тебя «библиотеке. Если нет — я была бы весьма признательна, если бы ты немедленно покинул мой дом.

 И как это ей удалось выдержать такой суровый и бесстрастный тон, в то время как комок подступал к горлу? Розалин сама себе удивлялась. Она почти наверное знала, что он не останется, несмотря на то, что говорил ранее, и тоска сжимала ее сердце.

 Если бы она не была так расстроена, она бы, может, решила, что упущенная возможность собрать редкие факты для исторического исследования не стоит таких волнений. Но в тот момент эта мысль даже не пришла ей в голову. Выходя из комнаты, она вдруг поняла, что он не произнес в ответ ни слова.