Глава 21

 

 До Розалин слишком поздно дошло, что хотя на ней было надето платье богатой леди, волосы ее были в совершенном беспорядке — ведь она спала с мокрой головой. Она совсем забыла, что средневековые дамы никогда не показывались на людях с распущенными волосами, а тем более без головного убора.

 Теперь каждый, кто встретит ее, вправе подумать, что она только что вылезла из чьей-то постели. А то, что она бродила по лагерю без свиты, приличествующей знатной леди, могло навести окружающих и на другую мысль — что у нее было тайное свидание с одним из воинов. Это, в свою очередь, вызывало резонный вопрос: если она провела ночь с одним, то почему не с двумя, тремя и более?

 Она еще смутно надеялась, что у окруживших ее мужчин не было таких мыслей, но их ухмылки доказывали обратное. Если бы все это происходило в ее времени, она бы объяснила им их ошибку и парни отошли бы от нее с извинениями.

 Но это были грубые, неотесанные средневековые крестьяне, которых сорвали с насиженных мест и заставили воевать в угоду честолюбивым планам их герцога. Они с жадностью бросались на те немногие развлечения, которые им перепадали в их суровой походной жизни. А эти воины к тому же знали, что идут на смерть (ведь норманны выиграли битву при Гастингсе не без потерь), и поэтому, вероятно, решили напоследок насладиться всеми земными благами.

 В другой ситуации Розалин, наверное, пожалела бы их. Но сейчас они собирались получить от нее одну из тех земных радостей, в которых им было отказано, — выражения их лиц говорили об этом яснее ясного. Видно, они уже совсем отчаялись найти себе забаву, так как напали на нее среди бела дня в многолюдном месте — им, видно, было наплевать на последствия такого откровенного разбоя.

 Вместо того чтобы во весь голос звать на помощь, Розалин почему-то решила, что сможет их уговорить.

 — Предупреждаю вас, джентльмены, если вы не отпустите меня сию же минуту, я закричу.

 Ее угроза не произвела на них никакого впечатления — один из них пренебрежительно усмехнулся и, поймав локон ее волос, стал мусолить его грязными пальцами. Другой — тот, который все еще держал ее за плечи, — прижал ее к себе. От запаха давно не мытого тела ей чуть не сделалось дурно.

 Слова третьего солдата, который стиснул рукой ее грудь, заставили ее похолодеть от страха.

 — Если ты, шлюха, хочешь, чтобы с тобой кроме нас еще кто-нибудь поразвлекся, то можешь кричать сколько влезет. А мы не собираемся ни с кем тебя делить.

 Так она достанется всем этим подонкам? Розалин пришла в ужас. Вокруг не было видно ни одного благородного рыцаря, и надеяться на его героическое вмешательство было нечего. Да и к тому же рыцарь мог бы оказаться таким же жестоким грубияном, как и его солдаты, и не упустил бы случая развлечься с потаскушкой.

 Да, похоже, не одни викинги праздновали свои победы, грабя и насилуя мирных жителей. Эти солдаты готовились к сражению, и в их глазах насилие было своего рода поощрительным призом для победителей и еще одним бедствием для побежденных.

 К чести герцога Вильгельма, следовало заметить, что все эти месяцы, пока его армия готовилась переплыть пролив и стояла лагерем на побережье, он под страхом смерти запретил своим воинам грабить окрестных жителей (что, в свою очередь, позволяло судить о размерах ; его сундуков). Но уж когда его войска достигли пределов Англии, мародерству и насилию не было предела.

 Солдат, который прижимал ее к себе за плечи, вдруг оттолкнул руку своего товарища от ее груди. Розалин прекрасно понимала, что он не собирается ее защищать, а всего лишь пытается установить очередность.

 — Я ее нашел, — прорычал он своим дружкам. — И я первый с ней лягу.

 Розалин молча молилась, чтобы тот, другой, стал ему возражать: в завязавшейся драке она бы смогла легко ускользнуть. Но второй солдат грубо расхохотался и пожал плечами — верно, решил, что она ему все равно достанется так или иначе.

 Розалин поняла, что пришло время сочинить какую-нибудь историю и приплести туда несколько известных имен. Только бы эти негодяи не были настолько невежественными, чтобы не знать, кто ими командует.

 — Меня пригласил к себе герцог Вильгельм, а его сводный брат Одо, епископ из Байе, сопровождал меня, но мы с ним случайно разминулись в толпе. Если кто-нибудь из вас проводит меня к герцогу, я обещаю вам награду.

 — Я отведу тебя, куда пожелаешь, шлюха, но сначала… получу свою награду, — сказал тот, кто держал ее. Он повернул ее лицом к себе и приблизил свой рот к ее губам.

 Если он дотронется до нее своими зловонными губами, ее стошнит — может, хоть это его остановит. Сопротивляться было бесполезно — и не потому, что ей ни разу в жизни не приходилось прибегать к столь жестоким мерам, но потому, что ее сопротивление привлекло бы к ней еще больше охотников позабавиться, а она и так уже была одна против троих.

 Тем не менее, когда его влажный рот закрыл ее крепко сжатые губы, она попыталась лягнуть его коленкой в пах. Она промахнулась, но в это мгновение какая-то сила сбила солдата с ног. Розалин тоже бы упала, но кто-то вовремя схватил ее за руку, чуть не вывихнув плечо, и рывком поставил на ноги.

 Ее насильник валялся на земле, со стоном прижимая руку к окровавленному уху — сквозь пальцы сочилась кровь, — видно, его с размаху ударили закованным в броню кулаком. Та же самая рука в железной перчатке, на которой виднелись следы крови, теперь сжимала ее плечо. Она обернулась и увидела красивого рыцаря в боевой кольчуге, которая так ярко сверкала на солнце, что Розалин невольно подумала о солнцезащитных очках.

 Рыцарь был высокий, широкоплечий, его золотистые волосы были коротко подстрижены, как это принято было у норманнов. Взгляд изумрудно-зеленых глаз был прикован к ее лицу, а не к ее обидчику, который, воспользовавшись моментом, пытался незаметно отползти в сторону. Его дружки уже разбежались кто куда, оставив Розалин наедине с ее спасителем и… Гаем из Анжу.

 Она сначала не разглядела парнишку из-за широкой спины рыцаря, но, заметив озабоченное выражение его лица, поняла, что именно он привел сюда этого рыцаря, так как прекрасно понимал, что от его собственного вмешательства проку будет не больше, чем от сопротивления Розалин. Значит, он все время шел за ней по пятам и, когда она попала в беду, пришел ей на помощь — нашел того, кто действительно мог ее спасти.

 Розалин почувствовала горячую благодарность к пареньку. Она все еще была в шоке от случившегося, иначе бы, конечно, увидела, с каким нескрываемым восхищением уставился на нее незнакомый рыцарь. Теперь же от нее не ускользнул ни его взгляд, ни его внешность — рыцарь был чертовски красив, и его сверкающая на солнце кольчуга придавала ему еще больше великолепия.

 Она чуть не рассмеялась, несмотря на всю серьезность момента: подумать только, в роли спасителя выступает настоящий рыцарь в сверкающей броне, который, ко всему прочему, еще и красив как бог, — только в сказке такое встретишь!

 Ее современницам такое и не снилось, а ей вот повезло, и то только потому, что она попала в прошлое — в сказочный мир любезных кавалеров и прекрасных дам. Неужели всем женщинам XX столетия нужно побывать в прошедших временах, чтобы узнать, что такое рыцарство и галантность? Интересно, есть еще здесь воины с заколдованными мечами? А то Торн замучается таскать сюда на экскурсию всех желающих.

 Надо спросить у него об этом, а также о том, за что его прокляла ведьма Ганхильда. Но сейчас его рядом не было, и Розалин вовремя вспомнила, что ей нужно наконец поблагодарить своих спасителей. Она решила начать с рыцаря.

 — Я вам чрезвычайно благодарна, — с чувством сказала она ему и улыбнулась, подтверждая улыбкой искренность своих слов. — Ваше вмешательство было очень своевременным. Спасибо и тебе, Гай. Наверное, это ты привел сюда этого достойного рыцаря?

 — Да, — ворчливо отозвался мальчишка, — но в этом не было бы нужды, если бы вы с самого начала послушались…

 — Знаю, знаю, — остановила она его упреки. — Поверь, я больше никогда не совершу такой ошибки. Я просто не предполагала, что здесь так много простых солдат…

 Розалин сказала это затем, чтобы у ее спасителей не сложилось впечатление, что она совершенная дурочка, а главное, чтобы они не заподозрили, что она не из их столетия. В средние века женщины твердо знали, что им позволено и не позволено, и редко нарушали эти неписаные правила. И уж конечно, ни одна из благородных леди не рискнула бы отправиться на прогулку по военному лагерю без свиты.

 — Это невежественный и грубый народ. Им следовало бы знать, чем они рискуют, нападая на знатную леди, — сказал рыцарь.

 Розалин так и хотелось возразить: «Они прекрасно знали, чем рискуют, — могу поклясться». Однако надо было признать: то, что он сказал, при обычных обстоятельствах было бы справедливо. Но в данном случае… Кто знает, сколько времени эти мужчины были оторваны от своих законных жен, не имея в кармане даже монеты, чтобы удовлетворить свои потребности с потаскушками? Нет, леди не стала бы задаваться подобными вопросами, и Розалин решила, что ей тоже не следует затрагивать эту тему.

 Слова рыцаря окончательно приободрили ее, и она ответила, нимало не смутившись:

 — Я не знаю, что было у них на уме, но я рада, что вам удалось им помешать.

 — Я счастлив, что смог быть вам полезным, мадемуазель, — любезно произнес он. — Если вам снова понадобится моя помощь…

 — Эта леди находится под покровительством Торна Бладдринкера, — отрезал Гай.

 — Да, в самом деле? Ну тогда лучшей защиты для нее и не требуется, — сказал рыцарь и прибавил со вздохом:

 — А жаль.

 Розалин густо покраснела: глаза рыцаря были теперь устремлены на нее в упор, как будто бы он переменил свое мнение о ней и решил взять то, что не досталось солдатам. Но она тут же поспешила успокоить себя — не может же ее благородный спаситель заставить ее снова взывать о помощи!

 Но Гай, очевидно, заподозрил что-то неладное. Он быстро подошел к ней и взял за руку, видимо, желая увести, пока она снова не вляпалась в историю, и решительным шагом направился прочь.

 — Благодарю вас, милорд, — бросил он на ходу, обращаясь к рыцарю.

 Розалин захотелось отлупить мальчишку за такую дерзость, но она умерила свои пыл и, упираясь, задержалась ровно настолько, чтобы сказать:

 — Прощайте, сэр рыцарь, благодарю вас от всей души. Может быть, когда-нибудь я смогу отплатить вам за вашу доброту.

 Рыцарь откинул голову и расхохотался; Розалин снова залилась краской смущения.