Глава 55

 Брук подождала, когда из комнаты Анны донесется радостный вопль, прежде чем подойти к окну гостиной и помахать ожидавшей в экипаже Элле, давая ей знак, что теперь можно войти в дом.

 Через несколько секунд в дверь постучали. Брук вышла в холл. Сторм следовала за ней по пятам. Собака, пребывавшая в восторге от того, что наконец нашла хозяйку, не отходила от нее ни на шаг.

 Брук появилась как раз вовремя, чтобы увидеть потрясение на лице Уиллиса. Может, его тоже следовало предупредить? Но Уиллис, позабыв о том, что он дворецкий, уже обнимал Эллу, что было несколько неудобно, поскольку на ее бедре сидела Аннабел.

 Расцеловавшись с дворецким, Элла собралась уже бежать наверх к матери и брату, но при виде Брук и Сторм остановилась и тихо охнула. Аннабел возбужденно махала ручонками, радуясь «собачке». Девочка очень хотела ее погладить, и Элла осторожно приблизилась к животному.

 – Это тот белый волк, который спас меня и Дома, когда мы были детьми, – сказала она.

 – Она и меня спасла, но это собака. Не волчица.

 – Волчица, – настаивала Элла. – И в Лондоне? Как это возможно?

 – Это моя любимица. Честное слово!

 Элла глянула на Брук и покачала головой.

 – Вы волшебница? Умудрились найти меня, хотя я не хотела быть найденной. Приручили волчицу. Какие еще фокусы запрятаны в вашей шляпке?

 Брук только усмехнулась:

 – Допускаю, что приручила, по крайней мере, одного волка.

 В этот момент волк, о котором она говорила, сбежал вниз. За ним мчалась его мать. Эллу и малышку едва не задушили в объятиях. Элла и мать плакали, что неудивительно. Брук пыталась разглядеть, плачет ли Доминик, но он наклонил голову, протянул руку, и она оказалась в кругу семейных объятий.

 Как только Аннабел устроилась на руках Анны, и бабушка заворковала над неожиданно обретенной внучкой, Доминик повел всех в гостиную. Элла стала объяснять, почему пошла на крайние меры после того, как ее отверг Бентон. Анна высказала несколько уничтожающих замечаний о бывшем друге Доминика и всячески превозносила Брук, сумевшую вернуть отсутствовавшую дочь в семью, после чего искренне попросила прощения за прерванную свадьбу.

 Закончив рассказ, Элла спросила брата:

 – Так чего я заслуживаю, объятий или упреков?

 – Не думай, что тебя никто не станет ругать… позже, – пообещал он.

 Элла только рассмеялась, хотя в ее глазах стояли слезы. Но Доминик усадил ее себе на колени и сжал так крепко, что она оттолкнула его, хихикнув:

 – Надеюсь, ты не раздавишь Брук, как раздавил меня! И когда свадьба?

 – А ты как думаешь? – расплылся в улыбке Доминик.

 – Она рассказала о днях, проведенных вместе с тобой. Я знаю тебя, братец!

 – Сегодня – самый крайний срок, – вмешалась Анна.

 – Согласен! – рассмеялся Доминик. – Мы можем найти священника по пути в Уитворт-Хаус.

 Удивленная, Брук подалась к нему и прошептала:

 – Я не хочу выходить замуж в родительском доме.

 – Почему нет? Мы объединяем две семьи, и все их члены, которые сейчас находятся в Лондоне, этому порадуются.

 – Но там может быть Роберт, – остерегла его Брук.

 – Твой брат прощен. Мной. А тобой?

 – Некоторые вещи нельзя прощать, но после всего, что я обнаружила за последние два дня, могу допустить, что мужчина, которым он стал, немного отличается от мальчика, которым он был. Конечно, я так счастлива, что могу простить всех, даже брата, даже отца с его ледяным сердцем.

 

 Вскоре она пожалела, что это сказала. Упомяни черта… В тот момент, когда они приехали в дом Уитвортов и вошли в холл, Томас спускался по лестнице. Харриет была рядом с ним и поддерживала его под руку, боясь, что он упадет.

 – Матушка, мы привезли священника! – крикнула ей Брук и засмеялась при виде удивления на ее лице. – Ты была права! Он любит меня и ни дня не желает ждать свадьбы. Гостиная подойдет?

 – Конечно, – начала Харриет, но осеклась, когда в холл вошла Анна.

 Но та, видя ее возмущенный взгляд, поспешно сказала:

 – Не держите на меня зла, Харриет. Вы знаете, что я думала. Если бы нам раньше стали известны некоторые факты… но тогда наши дети могли бы не встретиться. Вы и Брук сумели вернуть домой мою девочку. Мне никогда не отблагодарить вас, как следовало бы, но знайте, что я буду любить Брук как свою дочь. Обещаю.

 При этих словах Харриет слегка покраснела. А Томас нахмурился:

 – Свадьба? Сегодня? Это мальчишка Гамильтонов?

 – Это брак по любви и прекрасная партия! – сообщила Харриет мужу, помогая ему одолеть последние несколько ступенек и ведя к гостиной. – Пора уже выпутаться из этой ситуации, – тихо добавила она.

 – Что? Говори громче. Ты знаешь, что я не слишком хорошо слышу.

 – Надеюсь, ты помнишь указ регента и то, что у тебя просто не было выбора в этом деле? – напомнила Харриет.

 Пусть память Томаса сильно ухудшилась, но иногда случались и просветления.

 – Я думал, этому распутнику уже дали отступные, – отчеканил он.

 – Он передумал, – солгала Харриет. – Или ты тоже хочешь подкупить его, надеясь, что он сменит гнев на милость?

 – Обойдемся браком по любви, не стоит тратить лишних денег, если девчонка действительно любит волка. Полагаю, она хочет, чтобы я выдал ее жениху, как отец?

 – Это необязательно, – заверила Харриет.

 Брук поняла тактику матери и почувствовала, как напрягся Доминик, осознав, что Томас Уитворт может запретить дочери выходить замуж, а без родительского согласия ни один священник не согласится их венчать.

 Конечно, они могли найти другой способ пожениться, но ей лучше вернуться в Россдейл, не опасаясь, что отец в один прекрасный день постучится в ее дверь и потребует дочь обратно. Поэтому она взяла Доминика за руку и ободряюще ему улыбнулась, прежде чем сказать настолько громко, что Томас не мог не услышать:

 – Да, отец, прошу вас отдать меня жениху.

 Но как только Томас проследовал в гостиную, Доминик глянул на невесту и спокойно спросил:

 – Арчер ухаживал за тобой без моего ведома?

 Его глаза хищно сузились, отчего она закатила свои.

 – Снова изображаешь волка? – поддела Брук. – Собственно говоря, история о том, как отец услышал имя Арчера, очень смешная. Напомни, чтобы я потом рассказала.

 Элла направилась в гостиную вслед за матерью, но остановилась, чтобы спросить:

 – Арчер все еще холост? Теперь, когда я намерена стать вдовой, к которой вернулась память…

 Доминик грозно воззрился на сестру.

 – Оставь моих друзей в покое, плутовка! Не хочу убивать Арчера после того, как разделаюсь с Бентоном.

 – Ты поклялся…

 – Я не собираюсь его прикончить. Но он не уйдет от меня целым и невредимым. Он получит свое за то, что разбил твое сердце. И свадьба с наследницей будет отменена, как только я поговорю с ее и его родителями.

 – О, это дело другое. В таком случае…

 Услышав суматоху в холле и громкую просьбу Брук, обращенную к отцу, вниз спустилась улыбающаяся Алфрида. Ей не стоило объяснять, что все вышло так, как надеялась ее подопечная. Но ее улыбка стала еще шире, когда в дом вошел Гейбриел. Он не собирался пропустить свадьбу Доминика, к тому же именно он был послан в экипаже Вулфов за священником.

 Гейбриел немедленно отыскал горничную глазами и с задорной улыбкой крикнул:

 – Двойная свадьба, Фрида?

 Алфрида покраснела.

 – В твоих снах, щенок, – промямлила она.

 – Полагаю, это все же лучше, чем последнее решительное «нет», – вздохнул он.

 – Сегодня все для моей куколки. Веди себя прилично!

 Должно быть, Гейбриел нашел в ее словах нечто обнадеживающее, потому что до ушей растянул рот в улыбке и предложил Алфриде руку, чтобы отвести ее в гостиную.

 Но тут Доминик привлек внимание Брук.

 – Поспеши, если хочешь переодеться в свое чудесное подвенечное платье, – сказал он.

 – Не стоит. Это плохая примета. Второй раз я не собираюсь его надевать. Хватит с нас неудач. Я готова сделать тебя своим мужем прямо сейчас.

 По импровизированному проходу Брук вела мать. Но отец ясно дал понять священнику, что именно он выдает дочь замуж, и это было единственным добрым делом, которое Томас Уитворт сделал для нее.

 Мечта исполнилась. Она стала леди Брук Вулф. Ее сердце переполняла радость. От счастья Брук заплакала, а Доминик, увидев это, засмеялся.

 Ее брат успел к концу церемонии. Он стоял в дверях, опасаясь подойти к Доминику, хотя причина их разногласий находилась в комнате. Элла даже приблизилась к нему.

 – Полагаю, что в конце концов вы сделали мне одолжение, направив Бентона в сторону пресловутого золотого гуся, – сказала она. – У меня было достаточно времени понять, что он просто не может никому стать хорошим мужем. Но почему вы это сделали?

 – Он нуждался в помощи. Из-за вас его лишили бы наследства.

 – Да, но почему именно вы взялись все исправить? Ради него? Он был вашим старым другом, лучшим другом? Вы изменили судьбу не только своей семьи, но и нашей, да еще и могли погибнуть за это.

 – У меня никогда не было много друзей. Только прихлебатели, которым был безразличен я и которые были безразличны мне. Я встретил Бентона только тем летом, но он показал мне, что такое настоящая дружба: это уметь слушать, делить беды и радости и прийти на помощь, если необходимо. Возможно, он был единственным настоящим другом, который у меня был. А ваш брат – очень плохой стрелок, так что риск был не слишком велик.

 Доминик и Брук подошли к ним как раз вовремя, чтобы это услышать:

 – Может, попробовать еще раз, проверить, насколько я хорош или плох в стрельбе? – спросил Доминик Роберта.

 – Ад и проклятье! – прошипел Роберт и быстро исчез.

 – Я думала, что с этим покончено, – заметила Брук.

 – Я тоже так считала, – кивнула Элла.

 – Так и есть. И он это знает. Не пойму, чего он испугался, – заверил их Доминик.

 Брук только вздохнула и побежала за Робертом. Она успела остановить его у выхода. Она не хотела, чтобы он строил планы мести или считал, что Доминик все еще хочет с ним расправиться. Она думала, что прошлой ночью все ясно ему объяснила, но может, стоит повторить?

 – Послушай, он шутил. Больше не будет никаких дуэлей.

 – Теперь он вызовет Бентона?

 Ее глаза сверкнули:

 – Собираешься предупредить его, верно?

 – А разве не стоит? Разве не это обязан сделать друг?

 Он буквально выцеживал слова. И выглядел таким измученным, что Брук осторожно ответила:

 – Разумеется, ты прав, если он действительно твой друг. Но ты видел его с тех пор, как два года назад посоветовал ему ухаживать за герцогской дочерью и он умчался на крыльях надежды? Он вообще знает, что ты дрался на дуэлях вместо него?

 – Да и да.

 Брук не ожидала подтверждений своим догадкам.

 – И он не признался Доминику даже тогда, чтобы все исправить? Ради тебя?

 – Было слишком поздно. На этой неделе он женится. Ты будешь счастлива замужем, Брук, и он должен быть счастлив. Ты же счастлива с волком, верно?

 – Впервые в жизни искренне счастлива. Но твой друг, если он действительно твой друг, недостоин этого счастья после всего, что натворил. И он ведь не женится на этой девушке по любви, верно? Только чтобы иметь возможность играть дальше?

 – Нет, чтобы его не лишили наследства. Мне самому знаком этот ужас. Когда отец пригрозил мне лишением наследства, это открыло мне глаза на мои недостатки. Я не мог допустить, чтобы подобное случилось с другом.

 – Предупреждай, если уж считаешь себя обязанным, но Доминик поклялся, что не будет пытаться его убить. Элла этого не хочет. Но я уверена, что его все равно лишат наследства, как только Доминик навестит отца Бентона и родителей девушки, а сделает он это до их свадьбы. Поэтому Бентон Симонс в любом случае не получит наследницу. Пора отойти в сторону, Роберт, прежде чем и на тебя разгневается герцог.

 – Но мне кажется предательством промолчать и ничего не сделать.

 Брук была так поражена, что не выдержала:

 – Никогда не думала, что скажу это, но ты показал себя достойным другом, Роберт.

 Она бы добавила «хоть и жестоким», поскольку его понятие о дружбе было весьма странным, но сегодня день ее свадьбы, так что не стоит быть настолько откровенной.

 – Ты еще найдешь людей, достойных быть твоими друзьями. Знаешь, мы могли бы стать друзьями, как они, – заметила она, кивнув в сторону Доминика и его сестры. – Мне жаль, что мы никогда не дружили.

 Возможно, ей стоило промолчать. Она поняла это, когда увидела, как он съежился.

 – Ревность – чудовищная вещь, когда ты слишком молод, чтобы понять, что с тобой происходит, – неожиданно сказал Роберт.

 Брук увидела, как к Доминику и Элле подошла ее мать. Все были так счастливы сегодня, если не считать Роберта и, возможно, Томаса. И хотя теперь она помирилась с матерью и обрела семью, которую всегда хотела, семью Вулфов, все же слова Роберта напомнили ей о том, что слишком долго у нее не было ни семьи, ни родительской любви. Из-за его детской ревности, эгоизма, высокомерия… но она вынудила себя на этом остановиться.

 Брук знала, что он готов извиниться за все это, но не была готова к раскаянию брата. Поэтому она кивнула и отошла прежде, чем он скажет слова, которые заставят ее заплакать или зарычать, или… она не знала, что произойдет. Может, когда-нибудь она позволит себе его понять…