- Семейство Рид, #1
Глава 31
Сабрина за всю свою жизнь не совершила столько поступков, противных своей натуре, как сегодня вечером. Должно быть, всему виной была неведомая ей прежде ярость, заставившая отыскать накидку и покинуть Саммерс-Глейд, ничего не сказав тетушкам. Правда, она попросила мистера Джейкобса передать им, что уезжает домой. Стыд и унижение погнали ее по зимней дороге до самого коттеджа, не дав дождаться экипажа.
Поверить невозможно, что она наговорила все это Офелии! А ведь Сабрина никогда не отвечала оскорблением на оскорбление. Пусть Офелия заслуживала каждого резкого слова, но разве это повод жертвовать своими принципами?
Нужно было просто повернуться и отойти. Этого было бы вполне достаточно, чтобы дать Офелии понять, насколько Сабрине опротивела ее грубость. Но нет, она дала волю гневу и тем самым опустилась до уровня Офелии.
Сабрина предпочла бы не возвращаться в Саммерс-Глейд, по крайней мере пока там гостит Офелия, но не знала, как объяснить теткам свой «каприз». Наверное, лучше сказать правду. Нет, Хилари станет во всем винить себя, потому что мать Офелии – ее давняя подруга. Еще вздумает сообщить леди Мэри о непристойном поведении дочери, и Сабрину будет мучить совесть. Пожалуй, лучше пощадить тетушку, скрыв все случившееся.
Сабрине очень хотелось поверить Рэйфелу и забыть обо всем, что наговорила Офелия, но не получалось. В поцелуе Дункана не было особого пыла, остроту ощущениям придавало буйство стихий. Этот поцелуй скорее показался ей сладостным, восхитительным, нежным, но голова у нее не закружилась. А вот Офелию он целовал страстно, хотя и не желал того. Следовательно, он сделал это против воли, что и говорило о его истинных чувствах.
Сабрина ни на минуту не усомнилась, что Офелия сказала правду о случившемся в гостинице. Дункан хотел ее вернуть, но все еще был слишком сердит, чтобы это признать. Да и могло ли быть иначе? Офелия так красива, что любой мужчина готов на все ради того, чтобы ее получить. Однако вряд ли Дункан использует Сабрину, чтобы заставить Офелию ревновать. Аманду – вполне возможно, но не ее. Их дружба крепка и искренна, Сабрина не ошиблась в нем. И в себе тоже.
Но все рассуждения не приводили ни к чему хорошему. Боль становилась все острее. Как тяжело сознавать, что любимый увлечен другой женщиной, пусть красивой, но ничтожной, которая и волоска его не стоит! Она знала, что рано или поздно придется пережить это, но почему так скоро?
Вслед за мучительными размышлениями пришли слезы – горькие слепящие слезы, такие обильные, что Сабрина помчалась куда-то, не разбирая дороги. Только споткнувшись о корень, она остановилась, вытерла ладонью глаза и поняла, что сделала круг и снова находится почти рядом с Саммерс-Глейд. Именно поэтому экипаж, выехавший со двора, так быстро ее нагнал.
– Какого дьявола ты вытворяешь? – услышала Сабрина, еще до того как Дункан спрыгнул с козел и впихнул ее в карету.
Внутри было темно. Мактавиш взял первый попавшийся экипаж, в который успели запрячь лошадей, – тот самый, что должен был отвезти домой Сабрину и тетушек в конце вечера. Во мраке Дункан не видел ее слез, и следующий вопрос прозвучал так же гневно, как и первый:
– Что стряслось? Отчего ты сбежала как ошпаренная?
– Ничего.
– Ничего? Именно поэтому ты так расстроилась, что не подождала кучера?
– Мне нравится гулять…
– Бегом?!
– Сегодня холодно…
– Говори правду, Сабрина, и никаких уверток! Я видел тебя с Офелией. Что она тебе наговорила?
– Дункан, прошу, отвези меня домой. Если не хочешь, чтобы я брела во тьме, просто отвези меня домой.
Должно быть, он расслышал, как дрожит голос, потому что осторожно поднес палец к ее щеке и, почувствовав предательскую влагу, сжал Сабрину в объятиях с такой силой, что едва не раздавил.
– Прости, девочка, – пробормотал он. – Можешь не рассказывать, если не хочешь. Ох, ну и бесчувственная же я скотина!
Он честно старался загладить свою резкость, снимая губами слезы с мокрых щек, и сам не заметил, как принялся целовать ее. Сабрина, естественно, и не подумала возражать. Да и можно ли было противиться поцелуям Дункана, пусть и подаренным из сочувствия, дружбы или…
Страсть и гнев – совершенно поразительные эмоции, способные возникнуть в мгновение ока и лишить разума, полностью завладев при этом человеком. Непроглядный мрак обострял ощущения, наполнял нежностью каждое прикосновение, и чувствам, возникавшим при этом, оказалось невозможно противостоять.
Сабрина и не пыталась. Она отчетливо сознавала, что должно произойти, уже происходит, но ничуть не заботилась о последствиях. Ах, какая разница, все равно она решила никогда не выходить замуж! Зато человек, которого она любит, открывает перед ней чудесный мир, дает возможность хотя бы одним глазком взглянуть на волшебство супружеских отношений… Разве можно отказаться? Ни за что! Она с радостью примет все, что он готов ей дать, включая несколько украденных минут исступленных ласк, когда ее мечты ненадолго станут явью.
Правда, Сабрине до сих пор не верилось, что она не спит. Все это просто не может быть реальным, вероятно, это грезы. Но так или иначе, а она насладится ими до самого донышка.
Ее волосы, растрепавшиеся от бега на ветру, разметались по плечам, и Дункан запустил в них пальцы, чтобы ближе притянуть раскрасневшееся личико Сабрины. Его язык то мучил, то поддразнивал, играя на ее ощущениях, подстрекая вступить в запретную игру, а в следующие мгновения дерзко врывался в ее рот и обжигал. Сабрина была до глубины души взволнована эмоциями, которые пробуждал в ней Дункан.
Дыхание становилось прерывистым, но Сабрина мысленно сказала себе, что в столь необычный момент ей просто некогда думать о таком ничтожном обстоятельстве, как необходимость дышать. Она забыла обо всем. Воздух свободно проник в ее легкие, только когда Дункан стал покрывать поцелуями ее шею, и она, трепещущая, охваченная неземным восторгом, снова потеряла голову.
Он распахнул накидку, которую Сабрина не застегнула, перед тем как вылететь из дома, и припал губами к ямочке между ключицами. Слишком высокий, чтобы добраться до заветного местечка, он опустился и стал перед ней на колени. Горячие губы скользнули вниз, к границе, очерченной скромным вырезом. И хотя груди были надежно прикрыты тканью, Сабрина дрожала от возбуждения. Никогда, никогда не испытывала она ничего подобного!
Она было вцепилась в плечи Дункана, но потом нерешительно дотронулась до его волос… снова отняла руки, словно не зная, что с ними делать, хотя больше всего на свете хотела привлечь любимого к себе.
В экипаже становилось все теплее. Оба заметили это одновременно, поскольку он сбросил сначала свой плащ, потом снял с нее накидку, и она позволила ему проделать все это. Однако желанного эффекта это не дало: платье Сабрины было из толстой ткани с длинными рукавами, поэтому неудивительно, что оно вместе с его рубашкой последовало за накидкой.
О боже, чего бы она ни дала за свечу или лунный свет, но ей опять не повезло. Как жаль, что больше ей не удастся увидеть полуобнаженного мужчину, а придется, как раньше, довольствоваться созерцанием статуй. Но это совсем не то, что чувствовать под пальцами гладкую теплую кожу, которую хочется не только погладить, но и рассмотреть. Наверное, и Дункан, хочет представить, какова она на самом деле, потому что старается осязать ее всю: руки, плечи, шею… грудь…
Она потрясенно охнула, когда широкие ладони накрыли налитые полушария, едва прикрытые тонкой материей рубашки. Но жар, исходящий от него, казалось, прожигал ее. Дункан впился губами в ее губы, продолжая ласкать упругую плоть, и словно огненная стрела пронзила все ее существо. Крохотные язычки пламени разбегались во все стороны, грозя испепелить Сабрину. Протяжный стон удовольствия сорвался с ее губ. И все же это было ничто по сравнению со смерчем ощущений, подхватившим ее, когда Дункан уложил ее на сиденье и принялся наставлять в искусстве любви.
Карета с гербом маркиза была просторной и роскошной, с мягкими бархатными подушками и наглухо закрытыми окнами: совсем как небольшая спаленка с узкими кроватями. Правда, не в такой обстановке мечтала Сабрина лишиться невинности, но оба просто обезумели. То, чему суждено было случиться, произойдет, и не важно, где именно!
Единственное, чего боялась Сабрина в глубине души, так это того, что он вдруг вздумает остановиться. Придет в себя, как после того поцелуя на балконе, или она проснется и обнаружит, что грезила наяву. Страх придавал еще больший накал бушевавшим в ней эмоциям. Она хотела бы медленно смаковать каждое мгновение их близости, но приходилось спешить, чтобы познать все. ВСЕ.
Если бы Дункан просто объяснил, что собирается любить ее, она немного успокоилась бы и наслаждалась. Но Сабрина подозревала, что он действует под влиянием минутного порыва, вот-вот здравый смысл возьмет верх, и сказка кончится. Она не сможет предотвратить это, потому что в своем невежестве не знает, как заставить его поспешить, а словами такое выразить невозможно. Стоит ей открыть рот, и магия куда-то улетучится, сменившись холодной реальностью.
Руки продолжали лепить ее восхитительный образ перед мысленным взором Дункана: оглаживали талию, бедра, скользили по ногам, вниз, потом вверх, так что нижние юбки приподнялись до пояса. Но Сабрина едва это заметила, ведь его горячие ладони согревали ее. Каждым прикосновением он словно придавал новые формы ее щиколоткам, коленям, ступням. Когда он успел снять ее туфли?
Дункан массировал маленькие ступни, каждым дерзким касанием покоряя ее, не оставляя неизученным ни одной частички кожи. Не то что она, страшившаяся лишний раз до него дотронуться.
Неужели все шотландцы таковы? Нет, это глупые мысли. Англичане так же смелы, просто настолько щепетильно следуют этикету, что, должно быть, просят разрешения поцеловать тебя или коснуться коленки…
И тут, прежде чем она поняла, что происходит, случилось это. Его рука опустилась на бугорок внизу живота, надавила, а губы снова прижались к ее губам, заглушая стоны. Или протесты? О, нет, разве можно протестовать против того, что чувствуешь сейчас? Только поражаться новым ощущениям, хотя она самонадеянно считала, что уже познала все.
Однако Дункан по-прежнему не спешил, как бы она этого ни хотела. У нее закружилась от счастья голова, когда он сел рядом и обнял ее. Ах, этот пьянящий мужской запах, так непохожий на ароматы розовой воды, пудры и пряностей, царившие в доме, где живут одни женщины! Стальные мускулы, поросль жестких волос на груди, всеподавляющее присутствие мужчины. Теперь Сабрина казалась себе совсем крошечной, тяжесть тела, придавившего ее к подушке, бархатистая твердая плоть, медленно наполняющая ее… Все это было восхитительно.
Она вскрикнула, но не столько от внезапной боли, сколько от удивления, и Дункан тут же постарался утешить ее, осыпая поцелуями, клянясь, что иного выхода не было, что больше он никогда не обидит ее.
Сабрина, разумеется, поверила ему, поскольку боль уже прошла и осталось только непривычное ощущение чего-то огромного внутри. Стоило ему начать двигаться, как иные, приятные ощущения захлестнули ее. Они искушали, нарастая и нарастая, унося ввысь, к ослепительной вершине экстаза, шокирующе острые, необычайно сладостные… Она уже не помнила себя.
Поцелуи Дункана стали нежными, легкими. Он сам пережил неповторимые моменты, хотя Сабрина этого не заметила, уносимая потоком блаженства. Казалось, ей надо было стыдиться своего распутного поведения, но нет, она чувствовала лишь пьянящую усталость, которая бы погрузила ее в сон, если бы не поцелуи Дункана.
Он помог Сабрине одеться, что оказалось весьма кстати, поскольку ее глаза сами собой закрывались. Длинный день с его непредсказуемыми поворотами событий утомил ее. Самый необычный, поразительный, потрясающий и прекрасный день в ее жизни. Однако она уже не держалась на ногах и не могла осмыслить все подробности произошедшего.
На этот раз Дункан не извинялся за то, что сделал. И вообще предпочел об этом не упоминать.
– Поговорим утром, – обронил он, прежде чем сесть на козлы и довезти ее до дома, на что ушло всего несколько минут. Сабрина сама не понимала, как ухитрилась не заснуть.
Дункан проводил Сабрину до двери, коснулся губами ее припухших губ и велел немедленно ложиться спать. Тетушек еще не было дома. Скорее всего они вернутся через несколько часов, ведь бал так рано не закончится. Спать? Она, похоже, уснула еще до того, как голова коснулась подушки, потому что так и не вспомнила, каким образом добралась до постели.
