Глава 22

 Брук следовало сначала пообедать. Ей не стоило пытаться выяснить причину, по которой дверь в комнату Доминика распахнута настежь. Но теперь эта самая причина с любопытством ее разглядывала. Молодая женщина, которая сидела на краю кровати Доминика, была прекрасна, элегантна и, видимо, уже успела набраться жизненного опыта. Брук почувствовала себя вчерашней школьницей, что было недалеко от правды. К тому же ей было не по себе.

 – Должно быть, вы Брук Уитворт? – спросила незнакомка. – Я слышала, у Роберта есть сестра, которая в этом году намеревалась приехать в Лондон на свой первый сезон, но это совсем не похоже на Лондон, не так ли?

 – Вы знаете моего брата?

 – Кто не знает вашего брата? Такой красивый молодой человек, он просто неотразим, хотя и считается повесой.

 Брук поразилась, услышав это, и неудивительно, что Доминик стал мрачнее тучи.

 – Скорее, негодяем, – поправил он даму.

 – Да-да, ваше отношение к нему хорошо известно, – кивнула та и погладила его по щеке. – Вопрос только почему. Почему вы так ненавидите Роберта Уитворта?

 Она снова глянула на Брук.

 – Может, вы знаете?

 Брук не знала всей истории, но даже если бы и знала, ничего бы этой леди не сказала, и выражение ее лица, должно быть, ясно об этом свидетельствовало, потому что прежде чем одарить Брук сияющей улыбкой, леди вздохнула.

 – О, как я забывчива! Я леди Присцилла Хейли из Йорка. Мы бы встретились в Лондоне, если бы вы туда добрались, но, к сожалению, вы оказались здесь. Невероятно интересные новости, которые я немедленно разделю с подругами, как только приеду…

 – Это так обязательно, Сцилла? – перебил Доминик.

 – Разумеется, дорогой.

 – Я предпочла бы не становиться предметом сплетен, – холодно заметила Брук, подходя к кровати, чтобы взять мешочек с травой. – И мне нужно наложить мазь на рану. Или предпочитаете сами ухаживать за лордом Вулфом?

 Она показала на дверь, не заботясь о том, насколько грубой кажется. Доминик мог бы подождать выздоровления, прежде чем забавляться с любовницей. Она едва не сказала это вслух. Едва.

 – Господи, нет, конечно! – со смехом отмахнулась Присцилла, и когда Брук ушла в ванную, прошептала: – Она уже обращается с вами, как жена с мужем? Повезло!

 Услышав это, Брук едва не взорвалась от злости, но сдержалась, хотя и положила в чашку немного больше травы, чем следовало. Будет щипать, конечно, но так ему и надо!

 До нее с запозданием дошло, что она не имела никакого права кого-либо выгонять из комнаты.

 Вернувшись в спальню, Брук огляделась, желая убедиться, что все ушли. Здесь и вправду никого, кроме Доминика, не осталось. Правда, перед камином спал свернувшийся клубочком пес.

 Брук не собиралась извиняться за грубость. Доминику не стоило принимать эту женщину в спальне, кем бы она для него ни была, особенно когда в доме живет его будущая жена. Если он воображает, что она стерпит…

 Но ярость быстро испарилась, оставив после себя отчаяние. Какой у нее остается выбор? Никакого.

 – Ревнуете?

 Она недоуменно моргнула:

 – К сплетнице и шлюхе? Стоит ли? – дерзкие слова слетели с языка сами собой.

 Пожав плечами, она подняла простыню и с радостью увидела, что штанина обрезана достаточно высоко, чтобы до раны можно было легко добраться. Она не вынесла бы, если бы пришлось стоять и ждать, когда он снимет брюки…

 Щеки Брук порозовели. Она видела Доминика полуголым, но наблюдать, как он раздевается, выше ее сил.

 Однако он, как всегда, пристально наблюдал за ней. Этот взгляд неизменно выводил ее из себя. Может, он следит за ее реакцией? Ищет оружие, которое мог бы использовать против нее?

 – Я заметил, сегодня мне не пришлось кричать, – усмехнулся он.

 – Что?!

 – Вы снова слышите!

 – Мой слух был временно поврежден, но да, я поправилась, – ответила Брук, даже не покраснев.

 – Присцилла весьма сочувствует моим бедам, – небрежно бросил он.

 Неужели он вообразил, что она хочет выслушивать истории о его любовнице?

 – Я тоже. Хотя себя жалею больше, чем вас. Вы будете жить, как жили, делать все, что хотите. Кстати, чем вы занимаетесь?

 Он стал развязывать бинт.

 – Кроме встреч с управляющими, которые заняты многочисленными предприятиями, основанными моими предками, я развожу лошадей для европейских армий. Вернее, для офицеров.

 – Значит, никаких чистокровок для простых солдат?

 – Судя по вашему тону, вам это не нравится, – отпарировал он.

 – Не нравится.

 – Мне все равно, кто ездит на конях, которых я отсылаю в армию. Я даже продавал большие табуны для специальных подразделений. Но простым солдатам вообще не дают лошадей. Они воюют пешими. Это одна из причин, почему так чертовски сложно закончить войну.

 Брук была рада видеть, что рана затянулась корочкой и никаких следов воспаления не осталось. Мастерство Алфриды помогло. Должно быть, Доминик чувствует себя гораздо лучше. Так почему ничего не сказал? Не хочет, чтобы она перестала приходить? Вернее всего, не хочет благодарить ее и Алфриду за помощь.

 Если бы не явление его проклятой любовницы, она, возможно, не стала бы больше накладывать мазь.

 Брук наложила чересчур едкую смесь и услышала его шипение. Но Вулф ничего не сказал, а она, осторожно втирая мазь в рану и швы, отказывалась взглянуть ему в лицо.

 Жаль, что Брук была такой чувствительной и два дня притворялась, что у нее болят уши, потому что, хотя она и проводила с ним так много времени, ладили они не больше, чем в день ее приезда.

 А теперь, прочитав несколько строк из дневника Эллы, Брук отчаянно хотела поговорить с Домиником о Роберте, его сестре и о ребенке и выяснить, как умерла Элла. Но зная, как эта тема его бесит, она решила начать с более нейтральной.

 Прежде чем Брук успела произнести хоть слово, Доминик, не сообразив, что она наложила больше мази, чем следовало, спросил:

 – Когда я поправлюсь, вы будете скучать без каждодневного втирания мази в мое бедро? Похоже, сегодня вы просто наслаждаетесь лечением.

 Брук сцепила зубы, вынуждая себя не попасться на удочку и не ответить в том же тоне.

 – Я хотела бы знать, какого рода фамильными предприятиями вы владеете.

 – Еще бы не хотели! – хмыкнул он, но все же соизволил ответить: – Угольными шахтами. Но после того, как дед расширил дело, конкуренция стала отчаянной, так что он купил торговую флотилию, чтобы продавать уголь за границу. Судоходство оказалось достаточно доходной статьей, и теперь, кроме угля, мы перевозим самые разнообразные товары. Кроме того, я улаживаю проблемы с арендаторами.

 – И никаких овечьих ферм? – спросила она с любопытством. – Я видела так много овец, пока мы ехали по Йоркширу! Бьюсь об заклад, овцы любят вереск, которого здесь так много! А торговля шерстью, должно быть, так же доходна, как торговля углем.

 – Откуда вы знаете об овцах?

 – Мне не слишком много о них известно. У моего отца есть овечьи фермы, но сам он ими не занимается.

 – Не желаю слышать о вашей семье.

 Вздохнув, Брук отдала ему чистый бинт и отправилась смывать мазь с пальцев. Увидев днем в библиотеке великолепную подборку книг, она намеревалась предложить ему сегодня почитать, но сейчас ужаснулась, представив, что леди Присцилла – не его любовница, а невеста.

 – А вы были когда-нибудь помолвлены? – выпалила она, вернувшись к кровати.

 – Помолвлен?

 – Ну да, с какой-нибудь женщиной? Именно поэтому вы так настроены против нашего брака?

 – Нет никаких «нас».

 Если он снова начнет увиливать, она зарычит от досады. Решив быть абсолютно откровенной, Брук спросила:

 – Вы были помолвлены с леди Хейли?

 – Нет. Присцилла слишком любит лондонское общество, чтобы стать мне хорошей женой. Она всего лишь одна из многих моих любовниц.

 – Многих? И сколько их у вас одновременно?

 Он равнодушно пожал плечами.

 – Столько, сколько нужно, чтобы меня удовлетворить. Обычно две-три.

 Брук разинула рот, но тут же опомнилась. Это всего лишь одна из его попыток ее отпугнуть. Поэтому она решила ему подыграть, притворившись, что сгорает от любопытства.

 – Но, отвечая на ваш вопрос, должен сказать, что никому не делал предложения. Как только я уложу вашего брата в землю, я намерен начать ухаживать за своей соседкой, Элспет Шоу.

 Его голос звучал правдиво, отчего сердце Брук сжалось. Она вспомнила, как еще в Лестершире подумала о том, что он может любить другую.

 На ум пришли слова Гейбриела о том, что Доминик – последний в роду Вулфов и намерен таковым остаться. Но это не означает, что он не хочет жениться. Может, просто не желает иметь детей. Но если это так, она имеет право об этом знать, не так ли? Особенно потому, что сама она детей хочет.

 – Так вы намерены жениться, но при этом не дотрагиваться до жены?

 Он резко свел брови:

 – Откуда, черт возьми, вы набрались таких идей?

 Ее щеки снова порозовели. Неужели Гейбриел солгал? Ей не следовало спрашивать, потому что сразу стало понятно, что мысль о том, что они никогда не разделят постель, может волновать ее по причинам, к детям не относящимся.

 – Это логичный вопрос, – поспешно объяснила Брук. – Гейбриел говорил, что вы хотите остаться последним в роду.

 – Я говорил это ему одной давней ночью, когда был пьян, и не знал, что он воспринял это всерьез.

 – Так вы не хотели остаться последним в роду?

 – Хотел, но меньше недели. Это была глупость, основанная на…

 Почему он не договорил?

 – Это из-за проклятия? – догадалась она.

 Доминик оценивающе ее оглядел, прежде чем ответить:

 – Из-за того, что следовало как-то высмеять слухи о нем после того, как они достигли Лондона. Молодые парни в этом городе считали забавным, проходя мимо меня по улице, выть по-волчьи. Вы не знали, за кого собрались замуж?

 Говоря это, он казался вполне довольным. Брук хотелось фыркнуть. Когда-нибудь она будет смеяться над тем, как он выкладывает на стол все козыри, надеясь ее оттолкнуть.

 Она не сомневалась, что сказанное им – чудовищная ложь, и решила заявить ему это в лицо.

 – Никто не посмел бы сделать при вас нечто подобное! Никогда не видели себя в гневе? Они бы испугались, что вы убьете всех на месте. Так почему вы хотели остаться последним в роду, даже если это длилось не больше недели?

 Он долго молча смотрел на нее.

 Брук запоздало сообразила, что только что назвала его лгуном. Может, пока не поздно, стоит сбежать из комнаты?

 Но тут он неожиданно признался:

 – Потому что моя сестра недавно умерла и я был вне себя от горя и потерял надежду на будущее. Но теперь мое будущее озарено мыслью о мести вашему брату.

 Вот этому она могла верить.

 Брук ждала, что он снова попросит ее уехать, потому что это завершит его месть, а ее семья лишится всего. Или его удовлетворит только смерть Роберта?

 Но он этого не сказал. И даже добавил:

 – Молодые парни действительно выли, но только два раза за несколько лет, и это были исключительно студенческие проделки. Конечно, когда это случилось впервые, я рассердился. Но в тот день я поймал одного из парней, и тот так перепугался, что во всем признался. Оказалось, что за подобные выходки их принимают в школьное братство, и мне стоит все это игнорировать. Во второй раз там была большая компания молодых парней, очевидно, расхрабрившихся потому, что их было много, но в тот день со мной были мои школьные товарищи, Бентон Симонс и Арчер Гамильтон. Бентон погнался за четверыми, двое оставшихся просто стояли, смеясь над резвостью своих дружков. Арчер всадил кулак в челюсть одного и ударил перчаткой по щеке другого. Первый, прежде чем удрать, посоветовал ему не быть чертовым ослом. Второго Арчер решил из-за такой чепухи не вызывать на дуэль. И в то время мы много над этим смеялись.

 Она была поражена тем, что он делится с ней подобными вещами. Словно в грубом Вулфе, к которому она уже успела привыкнуть, скрывался другой человек, тот, кого она еще не знала, тот, кто способен смеяться с кем-то, тот, кого она, вероятно, могла бы полюбить. Но потом ей снова пришло в голову, что у него были планы на жизнь, определенные планы, которые теперь разрушены из-за нее… нет, из-за ее брата. И можно только догадываться, что натворил Роберт, если последствия так ужасны.

 Брук хотела снова спросить об этом Доминика, но прикусила язык. Эта тема не пробудит в нем ничего, кроме ярости. Она достаточно испытывала удачу. Кроме того, у него гостья, с которой он, возможно, хочет провести время.

 – Постарайтесь не дать вашей приятельнице утомлять вас. Отдых сейчас – ваш друг. Я вернусь утром, чтобы проверить, как ваша рана.

 – Сегодня вы по обычаю ужинаете со мной, – возразил он.

 Она не собиралась ни спорить с ним, ни ужинать сегодня вечером в его обществе, если Присцилла Хейли все еще находится в доме. Можно подумать, она не знала, что он затевает! Хочет показать, что имел любовниц в прошлом и будет иметь в будущем, независимо от того, женат он или нет.

 – Если, конечно, вы не решили уехать, – добавил Доминик. – В этом случае можете передать привет Сцилле. Она позаботится обо мне сегодня вечером.

 Брук не ответила, но все-таки, выходя, громко хлопнула дверью.