Глава 27

 Проснувшись, Брук обнаружила, что обвилась вокруг Доминика, но и он тоже обвился вокруг нее. Каким образом они ухитрились так переплестись во сне?

 Должно быть, она повернулась к нему, потому что ее голова лежала у него на груди. Он высунул одну ногу наружу, но дождь, к счастью, уже прошел. Другая нога вклинилась между ее бедрами, так что ее нога уж точно онемела. Но она не спешила шевельнуться и узнать, так ли это, потому что сгорит со стыда, если он проснется и увидит ее в такой позе, словно она всегда мечтала спать у него на груди.

 – Вы так крепко спали, что не слышали шума.

 Брук зажмурилась, словно это могло убрать румянец, разлившийся по щекам.

 – Какого шума? – пропищала она, думая об упомянутых ночью призраках.

 – Ночью лошади спаривались.

 Глаза Брук загорелись.

 – Правда?

 Доминик приподнялся на локте, отчего ее голова скользнула на его предплечье. Зато теперь он смотрел на нее сверху вниз.

 – Вы не расстроены?

 – Наоборот! Я надеялась когда-нибудь завести конеферму. Это будет хорошим началом.

 – Кто говорит, что жеребец останется вам? Я беру за случку кобылы с Ройялом пятьсот фунтов.

 – Поскольку я ни о чем с вами не договаривалась и не подписывала никаких контрактов и виноваты вы, потому что не стреножили жеребца на ночь, можете об этом забыть.

 – Правда? – спросил он, медленно проводя пальцем по ее щеке. – Но мужья и жены находят иные способы поторговаться.

 – Мы не…

 Слово «женаты» потерялось под его поцелуем.

 Брук не пыталась отвернуть лицо, тем более что на кону стояло будущее ее конефермы. А потом вообще перестала думать обо всем. Совсем.

 Вкус его губ пьянил. Она приоткрыла рот, впуская его язык. Ее рука нежно гладила его шею под косой. Его рука нависла над ее грудью. Доминик просто провел ладонью над соском, отчего тот отвердел и напрягся. Брук охватил приятный озноб. Его пальцы сомкнулись на ее груди и нежно сжали.

 Должно быть, она ахнула от поразительных по силе ощущений. Должно быть, просила его не останавливаться. Но в любом случае его поцелуи становились все более пылкими и страстными. Его колено раздвинуло ее бедра, уперлось в развилку между ними. На этот раз Брук действительно ахнула, но он снова поймал ее вздох губами. Его ласки вызывал приятные ощущения, хотя она чувствовала сильнейшее желание потереться об него всем телом. Голова ее шла кругом. Она не знала, как отвечать, когда он ласкал ее груди и гладил языком ее язык.

 Что это с ней творится? Что он делает с ней? Почему ей хочется ласкать его в ответ?

 Но пространство было таким тесным, что не давало места для маневра, возможности сделать то, что Брук хотела по-настоящему. Она была поймана в ловушку его тела, но он мог…

 Поцелуи неожиданно прекратились.

 – Как бы сильно вы этого ни хотели, я не возьму вас. Иначе вы никогда не покинете Россдейл.

 Она не сразу поняла, что он хвастается своим мужским достоинством, а когда поняла, невозмутимо спросила:

 – Воображаете, будто так хороши в постели?

 – В постели? Говорят, да.

 – Вы настолько примитивны, чтобы этим гордиться?

 Он пожал плечами, но все же ответил:

 – Возможно.

 Брук хотелось расхохотаться или ударить его по голове. Это он серьезно или снова подтрунивает над ней? Судя по улыбке, последнее. Она снова подумала, что теперь он чувствует себя в ее присутствии гораздо более свободно, а может, даже испытывает к ней некоторую симпатию.

 Но она тут же прогнала эту мысль. Учитывая все сказанное и сделанное, Брук очень в этом сомневается. И вдруг ее осенило. Неужели он только что обвинил ее в том, что она его вожделеет?

 – Что заставило вас думать, будто я хочу…

 Он прижал палец к ее губам.

 – Нет смысла протестовать, когда все видно в ваших глазах, в ваших нежных прикосновениях. Но если думаете, что способны, словно по волшебству, заставить себя полюбить, сильно ошибаетесь.

 Он сел, очевидно, собираясь выйти.

 Брук была расстроена тем, что столь удивительные поцелуи закончились таким печальным образом.

 – Вы не смеете винить меня в том, что только что произошло, – сказала она.

 – Я виню вовсе не вас, а вашу лошадь. Я очень давно не слышал, как спариваются лошади. Во всем этом есть что-то первобытное.

 Говоря это, он так пристально смотрел ей в глаза, что она почувствовала себя завороженной. Хищный блеск, который она иногда замечала в его взгляде, сейчас не казался опасным, скорее он воспринимался как признак страсти. На секунду Брук показалось, что он ее желает.

 Но тут она грустно покачала головой. Этого просто не может быть.

 Доминик снова улыбнулся, хотя на этот раз его улыбка казалась издевательской.

 – Я, разумеется, не возражаю против вашего пребывания в моей постели, но предупреждаю, вне ее доверия не ждите. Здесь вы не найдете любви и счастья, Брук Уитворт. Детей – да, возможно, и даже больше, чем вы захотите, но в остальном – ничего. У вас еще есть время сбежать.

 Разумеется, есть. По крайней мере, так считает он. Может, рассказать ему об угрозе отца запереть ее в сумасшедшем доме? Или отравить его, как советовал брат? Она определенно жаждала отравить его прямо сейчас.

 Когда он вышел седлать лошадей, Брук встала. Сунула одеяла в пустой мешок, схватила другой, с провизией и, подумав о том, не оставить ли еду белой собаке, на случай, если она вернется сюда после их отъезда, все же съела все сама. Брук не была голодна, но надеялась, что Доминик проголодался.

 Брук увидела, что солнце уже встало. Как чудесно было оказаться в его лучах! При солнечном свете все вокруг воспринималось иначе. Прошлой ночью развалины замка выглядели такими зловещими! Теперь же казались прекрасными, хотя во дворе и темнели большие лужи.

 Брук огляделась, но нигде не увидела белой собаки, хотя Вулф шнырял повсюду, обнюхивая каждый уголок.

 – Я рад, что нашел вас.

 Неужели она действительно это слышит? Но Доминик стоял спиной к ней, затягивая подпругу, так что она не была уверена, что он произнес именно эти слова, предполагавшие нечто совсем иное, чем сказанное им в каморке.

 – Почему? – выдохнула она.

 – Потому что ваша кончина на пустошах дала бы принцу именно то, чего он желает: причину лишить меня всего состояния и бросить в тюрьму или повесить.

 Какая неромантичная тема! Ей следовало бы помнить о его неприязни к ней вместо того, чтобы придавать значение словам, которые просто не могли быть правдой.

 – Очень сомневаюсь, – все же возразила Брук. – Теперь принц стал завзятым моралистом и приобрел много сторонников. Он не стал бы наказывать вас и бросать в тюрьму за то, чего вы не совершали.

 – Особы королевской крови, – презрительно рассмеялся Доминик, – как известно, веками прибегали к любым средствам…

 – И кстати, – перебила она, – почему вы не отказались искать меня прошлой ночью? Должно быть, вам пришлось часами скакать под дождем…

 – Да, но я едва не поддался искушению бросить поиски.

 Он не ответил на ее вопрос прямо, но протянул руку, чтобы помочь сесть на лошадь. Брук шагнула к нему, но проигнорировала предложение, поскольку была вполне способна вскочить на Ребел самостоятельно. Конечно, такие вещи леди не подобают, но эта ситуация вообще не для леди.

 Она поставила ногу в стремя и настойчиво спросила:

 – И все же почему…

 Но тут же осеклась и охнула, когда он подтолкнул ее под ягодицы, так что она мигом оказалась в седле.

 – Я уже объяснял – самосохранение, – ответил Доминик и, отойдя, принялся привязывать мешки к седлу.

 Отъехав от руин, Брук оглянулась, гадая, не покажется ли красивый белый пес, не проводит ли их взглядом? Где же он все-таки живет?

 – Доминик, Йен Шоу разводит собак?

 – Нет.

 – Уверены?

 – Я уверился, когда нашел Вулфа.

 Значит, собака действительно потерялась. Нужно как-нибудь приехать сюда, когда будет сухо, и помочь ей найти дом. Это самое малое, что она может сделать после того, как пес помог ей отыскать убежище, в котором можно переждать бурю.