• Семья Хаардрад, #3

Глава 21

 Было раннее утро, когда один из воинов разбудил Ройса. Пленные неспокойны. Волнение вроде бы улеглось, но Торольф хочет говорить с Ройсом.

 Ройс отослал воина. Если волнение улеглось, не было необходимости бежать сломя голову. Но и слишком медлить он не мог. Он вздохнул и посмотрел на Кристен. Тусклый свет утреннего неба едва просачивался через окно, но он сидел рядом и мог рассмотреть ее.

 Кристен спала и даже не слышала голосов. Это не удивило Ройса. Он всю ночь не давал ей спать. Он не мог от нее оторваться. Воспоминания об этом вызвали улыбку. Он с удивлением отметил, что не чувствует себя усталым.

 Она лежала на боку, свернувшись калачиком и положив руки между ног, как если бы ей было холодно — привычка, приобретенная в холодные зимы, которые она пережила. Ее коса расплелась, растрепалась, и теперь волосы лежали золотым озером вокруг головы. Легкая простынка, которой они укрылись, когда наконец заснули, доставала ей только до бедер и оставляла открытой белую кожу плеча и спины.

 Он почувствовал покалывающее напряжение, осознав, что может рассматривать ее без ее ведома. Она была первой женщиной, с которой он провел всю ночь, первой женщиной, которую он наблюдал во сне. Служанок, которые ему нравились, он брал обычно там, где находил. Некоторые, кого он приводил к себе в постель, уходили сразу после того, как утоляли его страсть. Корлисс он покидал сам, так как не имел ни малейшего желания проводить всю ночь в ее постели. Так же он поступал с другими придворными дамами, с кем бывал в связи.

 Почему он не возражал против того, чтобы разделить постель с этой девушкой-викингом? Не возражал? Нет, это не так. Он хотел спать с ней. Но почему именно с ней? Ведь он презирал ее. Так ли это? Она и ей подобные сделали его несчастнейшим человеком. Правда, она женщина, но воспитана в той же вере, что и мужчины, пришедшие сюда, чтобы грабить и убивать его людей. Она принадлежит к проклятому племени викингов, язычница — мерзкая для благопослушного христианина.

 Если, несмотря на все это, он ее не ненавидел, то должен был по крайней мере презирать. Ему следовало бы успешнее бороться с притягательной силой ее очарования, которое она излучает. Он испугался самого себя, потому что она заставила его почувствовать свою слабость, и все стало еще хуже после того, как она доказала ему, что ее воля сильнее его. Она желает его по-прежнему. Последняя ночь в этой комнате доказала это. И все же она целую неделю отказывала ему и продолжала бы отказывать, если бы он не взял ее силой.

 Ройс щелкнул языком. Нет смысла осыпать себя упреками. Это произошло, и это еще не конец. Ему недостаточно один раз удовлетворить свое желание. Она желанна для него всегда. И противиться этому, все равно, что отрезать руку, когда поранен палец, — бессмысленно и вызывает еще большие страдания. Даже сейчас он желал ее. И если не будил, то только потому, что знал: он возьмет ее позже.

 Какое пьянящее чувство — знать, что эта женщина в его власти. Раб, который стал рабом, попав в плен, имеет меньше прав, чем британцы, рожденные рабами, или свободные люди, порабощенные за какие-то грехи и не имеющие возможности заплатить за свою свободу. Церковь карает за жестокое обращение с этими рабами. Кто порабощен за преступление, может быть освобожден через год своими родственниками. Кто родился рабом, может купить себе свободу. Этим рабам разрешено продавать то, что они производят в свободное время. Но если это пленный раб — все по-другому. Его можно выкупать или нет, продавать или нет, убивать или нет. Решение принимают их господа.

 Это делало Кристен его собственностью, с которой он может поступать, как ему заблагорассудится, без ограничений, как если бы она была его женой. Он может брать ее где и когда только пожелает, и она не смеет ему отказывать. Но особое удовольствие он получал от сознания того, что она не ненавидит его, что она наслаждается его телом так же, как он ее.

 Если бы он поразмышлял еще пару минут в этом направлении, он бы не удержался и разбудил ее. Уже сейчас он не смог удержаться от того, чтобы погладить ее, прежде чем уйти. Он просунул руку между ее грудями, которые лежали одна на другой, и нежно взял одну в ладонь. Кристен улыбнулась во сне. Ройс тоже улыбнулся, увидев это.

 Черт бы его побрал, но она может возбуждать разнообразными способами, он и сейчас еще находился в состоянии эйфории. Он спрашивал себя, знает ли она, что ее чувственная сила делает ее исключением из ряда женщин. Он не знал другой женщины, в ком можно было бы вызвать такую страсть.

 Когда он оделся и спустился вниз, он решил хорошо провести этот день. Даже перспектива неприятного разговора с пленниками не могла испортить ему сегодня настроения. Он нашел их на площади перед домом, они стояли группой перед сараем, построенным для них, так как Вайте в ожидании Ройса не отправлял их на работу. Он перепоручил их Лиману, а рядом с ним находился лишь Торольф. Молодой викинг был настроен решительно, судя по взгляду, который он обратил к Ройсу, приглашая последовать за ним в сарай для беседы с глазу на глаз. Ройс подумал, что речь пойдет о чем-то важном лично для Торольфа.

 — Я слышал, вы сегодня утром спорили о чем-то, Торольф. Ты расскажешь мне, о чем?

 Цепи Торольфа гремели, когда он взволнованно ходил взад и вперед по сараю.

 — Это? — Он сделал отрицательное движение рукой. — Это не суть важно. Бьярни сердит Отера своими шутками. — Он замолчал и посмотрел в глаза Ройсу. — Речь о Кристен.

 Ройс задумчиво переваривал сказанное и сомневался, что сможет когда-нибудь выяснить, о чем же они спорили.

 — Я правильно понял, что тебя тоже выводят из себя выходки Бьярни?

 — Да. Кристен давно не с нами. Я должен с ней говорить… пожалуйста.

 Ройс насторожился, так как знал, чего стоило воинственному викингу произнести это последнее слово. Он стал подыскивать мотивы такого его поступка. Это был мужчина, который часто охранял и защищал Кристен, когда она была еще переодета в юношу. Он уверяет, что он ее друг. Но так ли это?

 — Как долго ты знаешь Кристен, Торольф?

 — Всегда. Дома — соседи. В детстве вместе — купаться, кататься верхом, охотится. Моя сестра Тюра и Кристен — близкие подруги, очень близкие.

 — Итак, она всего лишь подруга твоей сестры, а ты все же считаешь себя ответственным за нее. Почему?

 Торольф молчал. Ройс встал за спиной викинга.

 — Это потому, что ее брат мертв, или она для тебя больше чем подруга?

 Торольф повернулся и посмотрел на него.

 — Говори медленно, сакс. Или лучше позови Кристен, пусть она сама сказать.

 — Здорово придумано, — издевательски протянул Ройс, — но этого не будет. Она привыкла к дому, и не следует ей напоминать о вашем худшем жребии. Она ничего не скажет тебе такого, чего не могу сказать я. У нее все хорошо, ее не изнуряют работой. У тебя нет причин волноваться о ней.

 — Это ты говоришь. Я хочу слышать ее.

 Ройс покачал головой.

 — Если это все, о чем ты хотел со мной поговорить… — Он пошел к двери.

 — Сакс! — гневно закричал Торольф. — Кристен не трогать!

 Ройс недоверчиво повернулся к нему.

 — Ты серьезно хочешь мне сказать, чтобы я не прикасался к ней?

 — Да.

 Он расхохотался.

 — Какая прелесть! Может, ты еще не заметил, но в твоем положении ты не можешь предъявить никаких требований.

 — Ты женишься на ней?

 — Довольно, викинг, — сказал Ройс недовольно. — Она рабыня, а не гостья. Что ее ожидает, целиком зависит от тебя и твоих товарищей, как я уже говорил. С ней ничего ужасного не произошло, и никто не принуждает ее к тому, чего она не хочет сама.

 — Ты не прикасался?

 На этот раз Ройс не ответил. Торольф из этого сделал вывод, который вызвал в его душе бурю. Ройс не готов был к нападению, да он и не думал, что этот ниже его ростом и не так уж крепко сложенный мужчина рискнет напасть на него. Но неожиданно он был брошен на пол, и цепкие пальцы обхватили его шею. Он не мог дышать, и пальцы не разжимались, пока лезвие его кинжала сантиметра на два не вонзилось в бок Торольфа.

 — Вставай, — приказал Ройс.

 Торольф отпрянул и зажал рукой кровавую рану. Он был вне себя, и неудача злила его. Ройс тоже разозлился.

 — Чего ты ожидал от этой глупой выходки? — зло спросил он.

 — Что ты не прикасаться к Кристен.

 — Ты хотел добиться этого, убив меня? Пусть ты добился бы этого, но у тебя не было бы времени гордиться своей победой.

 — Не убить, — настаивал Торольф. — Другие возможности, чтобы ты никому не причинил зла.

 Ройс нахмурил лоб, когда Торольф сделал рукой однозначный жест.

 — Да ты прав. Я теперь буду начеку и стану держаться от тебя на расстоянии вытянутой руки, чтобы все мои части тела оставались на месте. — Он потряс головой и поднялся на ноги. — Ты молодой сорви-голова. Почему ты не веришь мне, что Кристен ни к чему не принуждали? Ей не на что жаловаться, кроме цепей, которые она носит.

 Торольф испепелил его взглядом.

 — Ты лжешь! Многие желать Кристен. Многие, — подчеркнул он еще раз. — Она всех отвергать.

 — В самом деле? Тогда мне повезло, — сухо заметил Ройс.

 — Если это так, сакс, ты должен жениться.

 Ройс вздохнул в ответ на его озлобленность.

 — У меня есть суженая, Торольф, но даже если бы ее не было, я никогда не женился бы на язычнице, рабыне, девушке-викинге, а все это относится к Кристен. Она все равно принадлежит мне. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я мог бы желать жениться на ней, причину, которая соответствовала бы моим, а не твоим понятиям.

 — Значит, Бьярни не шутил. Кристен нравится, что она видит в тебе. Пусть будет так. Но без свадьбы ей не понравится долго. Она выбрала тебя, сакс. Ты все должен сделать, как надо, или ты потерять ее.

 — Я не могу потерять того, что принадлежит мне, — уверенно сказал Ройс и ушел, прежде чем логика викинга смогла испортить ему настроение.

 Торольф стоял в дверях и смотрел вслед предводителю саксов. Подошел Вайте, чтобы отвести его на рабочее место к валу. Но он не удостоил охранника взглядом. Значит, Бьярни был прав? Он утверждал, что Кристен заглядывалась на Ройса, еще когда была вместе с ними, в одежде мужчины.

 Если она на самом деле сделала выбор, то этот выбор неверен. Так как она была изолирована от всех, никто не мог дать ей дружеский совет. Сакс не будет ее уважать. Он господин, а она униженная рабыня. Как свободный мужчина, имеющий в доме рабов, Торольф мог понять доводы предводителя саксов. Но, с другой стороны, Кристен рождена свободной. Если она решится противиться своему порабощению, то сделает это от всего сердца.

 Торольф спросил себя, почему он старался предостеречь сакса от того, на что он в полной мере может рассчитывать. Кристен была христианкой, хотя совершенно очевидно, что она скрыла от него этот факт. Но она также была норвежкой, а гордость и решительность норвежцев глубоко укоренились в ней. Было бы лучше для нее, если бы она была уступчивой; ей будет нелегко противостоять мужчине, который взял ее в плен.