- Черринг-Кросс, #3
Глава 42
— Как считаешь, не слишком ли это невежливо — посадить его в самом конце стола среди твоих братцев? — прошептал Локлан за ужином.
— Я тут ни при чем, — раздраженно огрызнулась Кимберли. — Ты, похоже, не заметил, что они постарались войти в столовую первыми и быстренько расселись на тех местах, что поближе. Бедняге просто ничего не оставалось делать, как устроиться на свободном стуле, в окружении своих врагов. Право, тебе следует с ними поговорить. Они чересчур всерьез воспринимают происходящее и не желают меня слушать, особенно когда я приказываю оставить его в покое.
— Ни в коем случае, дорогая, — покачал головой Локлан. — Не желаю, чтобы они оставляли его в покое, хотя должен же человек спокойно поесть!
— Только одно исключение? — поразилась она. — Ба, да ты еще хуже их всех, вместе взятых!
— Нет, они делают вместо меня то, что сам я постеснялся бы сделать.
— Играют в «музыкальные стулья» [2]?
Локлан передернул плечами, хотя втайне немало веселился: уж очень забавно было наблюдать, как братья выдергивают стулья из рук Линкольна, да не один раз, а дважды, прежде чем тот понял, что они задумали, и с достоинством двинулся на другой конец стола.
— Его следует спровоцировать, Кимбер, и ты это знаешь, — пояснил он. — Вывести из себя и посмотреть, что произойдет потом. Иначе как же быть уверенным в том, что я не ошибусь, отдав ему Мелиссу? Что ни говори, а его поведение в прошлом немало меня тревожит.
— Мог бы, как я, просто доверять инстинктам дочери, — прошипела она. — Ее ничуть не волнует его так называемая вспыльчивость!
— Потому что Мелли еще с ней не столкнулась, — возразил муж. — Признаю, что до сих пор парнишка отличался необычайной сдержанностью. Даже когда прошлой ночью в гостинице на него набросился Чарлз, Линк не выказал особенного гнева и всего лишь оборонялся.
— Превосходный пример…
— Но ни в коем случае не убедительный.
— И сколько еще ты заставишь его страдать? — буркнула жена.
— Ох, в твоих устах это звучит так, словно мы его пытаем, — сокрушенно сказал муж.
— Так сколько? — повторила она.
— Как уж выйдет, — вздохнул он. — И не сердись на меня, дорогая. Поверь, я очень хочу, чтобы ты оказалась права. Но представь себе, что вдруг все же ошибаешься. Что, если он взорвется и примется крушить все вокруг? Что тогда ты скажешь? По-прежнему будешь готова отдать нашу девочку в его руки?
— Он никогда не взорвется! — сухо процедила Кимберли.
— В таком случае доверься мне. Я ничего дурного не желаю. Пойми, мы почти его не знаем. И Мелли тоже. Ее чувства основаны… на чувствах. Не фактах. Я даю ему возможность оправдаться, но этого не произойдет, если его предоставят самому себе.
— Могу я напомнить, что ты не знал его и тогда, когда давал разрешение ухаживать за Мелли?
— Не будь глупенькой, — упрекнул он. — Я никогда не встречал и тех молодых людей, с которыми наша дочь знакомилась в Лондоне, однако мы послали ее туда, чтобы она нашла себе пару. Меган закрыла бы дверь перед носом каждого, кого нашла бы неподходящим для Мелиссы. Мы с Линкольном виделись всего один раз, и я судил по первому впечатлению. Он прекрасно держался, и его намерения казались серьезными. Этого было достаточно. Но тогда некоторые порочащие его факты были нам не известны. Зато известны теперь, и, как бы тебе ни хотелось игнорировать их невозможно.
— Не думай, что они меня не волнуют. Но я, как и Мелли, склонна считать, что это скорее несчастные обстоятельства, которые больше не повторятся. Он стал взрослым и давно перерос детские обиды.
— В таком случае, что ты расстраиваешься? Ему дали шанс доказать это тем, кто еще не уверен.
— Я расстраиваюсь, потому что ты натравил на него моих братьев. И не воображай, будто я не знаю, что за всем этим стоишь ты. Не слишком красивый поступок.
Локлан широко улыбнулся:
— В конце концов, они твои братья, Кимбер! И я не просил их нападать на него. Просто не просил отстать от Линкольна.
— Не вижу разницы. Локлан пожал плечами:
— Что ж, если тебе так угодно! Я просто вижу в этом средство достичь цели. Или ты хочешь, чтобы мы бег-конечно гадали, что он собой представляет?
— Понятно, — промямлила Кимберли. Локлан наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Ты так грациозно сдаешься, дорогая.
— О, заткнись!
А тем временем Линкольн, сидевший на противоположном конце стола, ощущал невероятное напряжение, не позволявшее по достоинству оценить тонкий вкус поданных блюд. У него совершенно пропал аппетит. Все его силы уходили на то, чтобы не смотреть на Мелиссу, сидевшую рядом с родителями, и одновременно следить за Макферсонами, очевидно, что-то задумавшими.
Пока они не сказали ему ни слова. Но их ребяческая выходка со стульями доказывала, что все еще впереди. Двадцать мест за столом, а они оставили ему только один ртул! Впрочем, в комнате мог бы поместиться стол куда длиннее, да и по стенам выстроилось еще немало стульев.
Он даже испытал нечто вроде облегчения, когда один из братьев обратился к нему, и к тому же на удивление мягко. А он-то ожидал насмешек!
— Тебе повезло, Линк, — заметил Джонни, сидевший чуть подальше, так что в их конце стола было слышно каждое слово. — У Кимбер повар-фракцуз, и не просто топит в воде кусок мяса, как это делают англичане, а готовит — пальчики оближешь.
— Это вопрос вкуса, — коротко обронил Линкольн.
— Да ну? А по-моему, у англичан чересчур простые вкусы. Впрочем, каковы вкусы, таковы и мозги. В жизни не встречал англичанина, которого можно было назвать мудрецом!
Линкольн откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Пытаешься задеть меня, оскорбляя англичан? Или забыл, где я родился?
— Можно подумать, это имеет значение, если ты среди них как рыба в воде! — вмешался Чарлз. — Даже говоришь, как они. Сразу видно, в кого пошел.
— Нет, это показывает, как быстро англичане перенимают чужой выговор… во всяком случае, дети. Впрочем, то же можно сказать о любых детях.
Они пытались отыскать что-то оскорбительное в его спокойном ответе, но так и не нашли, поэтому Йен Четвертый продолжал изощряться на ту же тему:
— И сколько же времени у тебя ушло на то, чтобы научиться, подобно попугаю, подражать их разговору?
— Два года, четырнадцать драк и три исключения из школы. Возможно, они не поступили бы так, но не мог же я набрасываться на учителей. Как бы я ни старался, они по-прежнему отказывались понимать мою речь, а на уроках быстро теряли терпение, когда другие дети начинали меня передразнивать. После множества жалоб дяде снова пришлось нанять мне учителя английского.
— А ты побеждал в этих драках? — с искренним любопытством осведомился Нилл.
— Не всегда. Примерно в половине. Я не считал, — отозвался Линкольн.
— И именно тогда ты научился драться грязно? — вставил Малькольм, правда, без особого запала, поэтому Линкольн ответил ему в тон:
— Нет, я окончил школу, прежде чем стал искать других способов себя защитить. В молодости я об этом и не думал. Кроме того, последние годы в школе я стал своим, и не было необходимости обороняться.
— В таком случае, почему? Линкольн пожал плечами.
— Лет в двадцать я попал в весьма… сомнительную компанию. Иногда мы посещали не слишком пристойные места, кто знает, что поджидало нас за каждым углом. Иногда от умения отбить удар зависела жизнь.
О чудо! Некоторые из братьев в самом деле кивнули словно соглашаясь! И Линкольн вдруг осознал, что они ведут совершенно обычный разговор, без подначек и взаимных уколов. Вероятно, братья рассчитывали не на такое: Но Йен Пятый быстро развеял его надежды:
— Да, для того, чтобы драться честно, нужно умение. Разумеется, если не можешь его отточить из-за природной неуклюжести или просто по глупости, приходится прибегать к нечестным трюкам.
— Сядь, Линк, — посоветовал Каллум, видя, что тот резко вскочил. — Если духу не хватает снести парочку оскорблений, значит, Мелисса тебе вовсе не нужна.
— Одно не имеет ничего общего с другим, осел ты этакий. После того, как я женюсь на ней, — а я собираюсь жениться на ней, — ни за что не потерплю этой путаницы.
— Если тебе удастся повести ее к алтарю, ничего терпеть и не придется, — хмыкнул Адам. — Ты станешь членом семьи, а мы своих защищаем.
— Весьма сомнительное преимущество, поэтому будь добр не упоминать об этом, — вздохнул Линкольн. — Я ухожу, потому что расхотел есть, и, вместо того чтобы упражняться в дешевых остротах наперегонки с вами, иду к себе посмеяться над вашими жалкими попытками разозлить меня. Желаю доброго вечера, джентльмены.
