• Черринг-Кросс, #3

Глава 50

 Быть единственным ребенком в семье — вовсе не такое уж преимущество, как кажется окружающим! Вот и в случае с Мелиссой любое незначительное недомогание превращалось в трагедию, поскольку родителям некого было нежить и лелеять, кроме нее. Обычно она сбегала от них, но теперь ее попросту не выпускали из комнаты, хотя, по мнению девушки, особой необходимости в этом не было. Оставалось надеяться, что это в последний раз, и Линкольн не заразится от родителей этой довольно-таки раздражающей привычкой.

 Ей с утра до вечера твердили, что она невыносимо капризная пациентка. Возможно, все дело было в том, что она терпеть не могла, когда с ней вот так нянчились. Правда, с тех пор из ее жизни ушли все невзгоды и наступили солнечные дни, больше просто не из-за чего было расстраиваться. А когда настанет день свадьбы, счастливее ее не будет на земле. И она ничуть не жалела о том, что едва не пришлось умереть, ради того чтобы отец все-таки «увидел свет истины». Ничуть. Потому что была на седьмом небе. Родные наконец признали Линкольна, а все остальное — пустяки. Хорошо бы они окончательно успокоились!

 Они постепенно сдавались, хотя и неохотно. Все же у нее было предчувствие, что они всегда будут исподтишка, но пристально наблюдать за Линкольном. Он, разумеется, рано или поздно это заметит и еще больше их невзлюбит.

 Ее дурное настроение, причиной которого она считала свое долгое заточение в комнате, появилось, однако, благодаря сочетанию нескольких факторов, для понимания которых у нее не хватало опыта. Свадьба была назначена через месяц — слишком долгий срок, тем более что она уже теперь должна была делить постель с Линкольном, если бы не капризничала и согласилась на венчание в поместье жениха. А сейчас… Стоило ей приблизиться к Линкольну, как рядом непременно кто-то появлялся. Нет, в Крегоре собралось чересчур много народу! До чего же все они ей надоели!

 А отец при каждой встрече непременно щупает ей лоб. Правда, она наловчилась легонько ударять его по руке, прежде чем он успеет совершить свое благое деяние, но это лишь заставляло его немедленно обращаться за помощью к Кимберли, чтобы та проверила, нет ли жара. Ну у кого хватит духу ударить по руке заботливую мать?!

 Мелисса получила письмо утром. Это дало ей законный предлог отправиться на поиски Линкольна. Не то чтобы она нуждалась в предлогах. Но им по-прежнему не позволяли оставаться наедине. У нее не было компаньонки, но если они не всегда находились в поле зрения посторонних, отец немедленно требовал объяснений. Однако они могли беседовать друг с другом, пока не делали попыток уединиться в укромном уголке.

 Она нашла Линкольна на конюшне. Его жеребец был найден и возвращен несколько дней назад, но после такого приключения сделался чересчур пуглив и неуправляем. Конюхи боялись к нему подступиться: негодник скалил зубы и пытался достать дерзкого копытом. Линкольну приходилось самому чистить стойло и работать скребницей.

 Мелисса немного постояла, наблюдая за Линкольном, пока он ее не заметит. В последнем стойле трудился Йен Третий. Он сразу увидел племянницу и кивнул, очевидно, не собираясь уделять им особого внимания. В любом случае он стоял слишком далеко, чтобы услышать разговор.

 Она так и не дала знать Линкольну о своем присутствии: так приятно было смотреть на него! Он сбросил сюртук, закатал рукава батистовой рубашки, уже промокшей от пота. Да и на лбу собрались крупные капли. По ее мнению, он давно нуждался в стрижке. Волнистые волосы ниспадали почти до плеч.

 Никогда еще он не казался ей настолько… шотландцем. Отец Мелиссы никогда не чурался тяжелого труда, не то что английские лорды.

 — Ты уже делал это раньше? — заметила она наконец. — А я думала, что такой важный господин оставит подобное занятие конюхам.

 При виде Мелиссы карие глаза зажглись радостью. Линкольн выпрямился, вытирая пот со лба.

 — Я предпочитаю жеребцов. Этот у меня несколько лет, — пояснил он. — Мои конюхи привыкли к нему, знают, что он способен выкидывать всякие фортели, но здешние люди его побаиваются, вот и приходится делать работу за них. Правда, я ничуть не возражаю. Скорее наоборот, очень люблю лошадей.

 Она подошла, облокотилась на перегородку.

 — А почему ты предпочитаешь жеребцов?

 Линкольн пожал плечами и продолжал расчесывать гриву животного.

 — Сам не знаю. Возможно, потому, что мне нравится поединок характеров. Нравится доказывать, кто над кем хозяин.

 — А этот? Уверен, кто хозяин?

 Линкольн ухмыльнулся:

 — Воображает, что он. Временами я уверен, что он всего лишь меня терпит. А что привело тебя на конюшню?

 — О, я почти забыла! Пришло письмо от твоей тети Генриетты. Она пишет, что твоя мать вернулась домой, в Шотландию. Не понимаю, почему она послала его мне, а не тебе.

 Перемена в Линкольне была немедленной и чересчур очевидной. В глазах погас теплый свет. Губы сжались в твердую линию, лицо стало сухим, замкнутым, а в голосе зазвенели льдинки.

 — Возможно, потому, что мне это абсолютно безразлично, — отрезал он.

 Но Мелисса, словно не обращая внимания, беспечно заметила:

 — Хм-м, думаю, она предполагает, будто мы все равно что женаты, и новость меня заинтересует.

 — Почему?

 — На случай, если я захочу навестить ее.

 — Ты не захочешь.

 Мелисса раздраженно подбоченилась.

 — Только не указывай, чего я должна и чего не должна хотеть!

 Линкольн вскинул брови.

 — Кажется, у нас первая супружеская ссора… еще до свадьбы?

 Но Мелисса, не отвечая, перешла к существу дела.

 — Думаешь, твоя неприязнь никогда не выйдет наружу? Но ведь она — моя будущая свекровь. Ты сам хотел похоронить прошлое, — напомнила она, — и потому вернулся в Шотландию.

 — Ничего не получилось. Только еще хуже стало. И теперь все это не важно. У меня есть ты.

 — А для меня важно.

 — Но почему?

 — Потому что она будет членом нашей семьи, — рассудительно заметила Мелисса.

 — Об этом заботиться не стоит.

 — Не заботиться о бабушке моих детей? Я так не думаю.

 Линкольн казался одновременно озабоченным и заинтригованным.

 — Ты уже думаешь о детях?

 — Естественно.

 — И… сколько собираешься их иметь?

 Поняв ход его мыслей, Мелисса рассмеялась:

 — Не шестнадцать, уж это точно. Троих или четверых вполне хватит. И не уходи от разговора. Твою мать будут приглашать на все семейные торжества. Если я и откажусь приглашать ее, моя мама такого не допустит. На таких праздниках все веселятся и смеются. Неужели твои раны по-прежнему будут кровоточить? Неужели омрачишь людям радость?

 Он снова поджал губы.

 — Очевидно, я ничего не могу с собой поделать. Но ничего, выживу.

 — А ты хотя бы дал ей шанс попросить прощения? — взвилась она.

 — У нее было немало возможностей.

 — Неужели? Если ты такой же неуступчивый и жесткий, как сейчас, не думаю, что она посмела к тебе подступиться.

 — А чего еще ты от меня ожидала? — вздохнул он. — Чтобы я простил ее за то, что бросила меня? Она избавилась от своего сына, Мелисса. Отдала его брату.

 — Но она знает, что ты к ней испытываешь?

 — Она знает, что я ее презираю.

 — В этом-то и беда, Линк. Ты нисколько ее не презираешь. Наоборот, любишь, так же сильно, как и тогда. Поэтому тебе так тяжело. Вот от какой боли следует избавляться!