Глава 32

 Днем Диган пару раз открывал глаза, но тут же засыпал. Макс посчитала это хорошим знаком. Сон поможет ему исцелиться. А у нее было много дел. Она нашла люк в подвале за сараем, где были запасы сушеного мяса и солонины. Их было больше, чем овощей, что неудивительно, если учесть род занятий Артемуса. Тот наверняка разрешил Джексону пользоваться всем, что лежало в подвале, но теперь нужно кормить двоих, так что придется возместить съеденное. Она взяла все, что нужно для рагу, выстирала одежду Дигана и развесила сушить, наполнила водой колоду за лачугой, где траппер, похоже, держал коня, когда был дома. Он даже сколотил что-то вроде шаткого навеса, чтобы укрыть животное. Какой в этом смысл? Чтобы снег зимой не попадал в колоду? Навес слишком узкий. Может, у него просто не хватило дерева? К углу лачуги была прикреплена длинная кожаная привязь, чтобы лошадь могла пастись на травке. Макс требовалось две привязи, и она сделала вторую из веревки Дигана, расседлала и растерла лошадей.

 Пруд был близко, за деревьями, на опушке леса в сторону Бисмарка. Когда они ехали с Джексоном, она с трудом заметила его. Тем утром она надеялась ускользнуть и искупаться, но проспала и встала не первой, так что ничего не получилось. Зато сейчас уже была возможность искупаться, и не важно, что она спугнет животных. Диган по-прежнему был без сознания, и главное, мимо не проезжали всадники, потому она позволила себе раздеться. Потом она долго ругала себя за это. После похорон брата Джимми мог возвращаться в Бисмарк этой дорогой, Джексон мог прокрасться обратно, и к тому же она не знала, что на другом конце леса – там, возможно, кто-то живет.

 Макс решилась разведать местность. Одевшись и взяв ружье, она углубилась в лес. Поскольку траппер ожидал возвращения Джексона, скорее всего, снял капканы, но все же она шла осторожно, вглядываясь в землю. Не хватало еще наступить на капкан, который без помощи не открыть.

 В лесу было полно мелкой дичи, но оленей Макс не видела. И прицелилась в жирную куропатку. Нужно бросить ее в подвал на завтрашний ленч. Остальная стая разлетелась.

 Она поискала яйца и уложила четыре штуки в шейную косынку. Увидела и семейство диких индеек, но прошла мимо. Очень утомительно ощипывать такую крупную птицу. К тому же у диких индеек обычно жесткое мясо.

 Она не дошла до противоположного конца леса, оказавшегося гораздо больше, чем представлялось. И не увидела ни одного жилища. На обратном пути она собрала ягоды. Если у Артемуса есть сахар или мед, можно сделать соус к куропатке… Если она не съест их по пути.

 Хотя до заката осталось совсем недолго, Диган все еще спал. Она остановилась у кровати, отвела прядь волос со лба и долго смотрела на спящего. Он слишком красив. Даже в этом состоянии в нем не было ничего отталкивающего. Он перепугал ее до смерти своей раной. То, что она испытала при этом, было ужасно. А рано или поздно им придется расстаться. Вернется ли он домой в Чикаго, где живет прекрасная Эллисон, теперь, когда узнал, что она хочет его возвращения?

 Эта мысль ей не понравилась. Макс постаралась поскорее выбросить ее из головы.

 Она укрыла его ноги простыней. У нее не было никакой мази, поэтому она не перевязала рану и с ужасом смотрела на почерневшую кожу. Но прижигание помогло. Кровь остановилась.

 Макс намочила тряпку, согрела в ладонях и очень медленно и осторожно, чтобы не разбудить Дигана, стала стирать кровь. Но он пошевелился и даже попытался сесть, прежде чем упасть на подушку.

 – Какого черта? – выдохнул он.

 Макс съежилась. Он поднял голову достаточно высоко, чтобы увидеть обугленную плоть, и теперь обвиняет ее?

 – Я поискала нитку с иголкой, – поспешно пояснила она. – Правда. Обшарила комнату и твои сумки. Хотела уж сделать иголку из дерева, даже начала остругивать, но поняла, что ты можешь занозиться.

 – Ты шутишь, верно?

 – Разумеется, – ухмыльнулась она.

 – Похоже, я доставил тебе уйму неприятностей. Тебе просто нужно было привезти доктора.

 – Я подумывала об этом. Но на дорогу ушли бы два дня, и я уверена, к тому времени ты просто истек бы кровью.

 Она осмотрела его бок. Хоть она и пыталась прижать лезвие только к ране, примерно на дюйм по обе стороны от нее сгорела кожа.

 – Надеюсь, рана все еще не болит? – с надеждой спросила она.

 – Все еще?

 – По пути сюда ты сказал, что не чувствуешь боли. Это сильно меня обеспокоило.

 – Тебе вообще не стоит думать об этом, особенно сейчас.

 Макс снова поежилась, представив боль, которую он терпел, и повернулась к огню.

 – Обед горячий. Если не сможешь поесть, покормлю тебя с ложки.

 Он фыркнул. Ободряющий звук, которого он раньше никогда не издавал в ее присутствии. Видимо, он слишком сильно ослаб, потому и оттаял.

 Она принесла ему миску с едой и поискала в мешке Дигана оставшийся хлеб. Пусть Диган макает его в рагу! А ей пора проверить запасы Артемуса, посмотреть, есть ли у него мука и закваска. Тогда она сможет испечь свежий хлеб. Может, траппер просто жил на мясе, фруктах и диких овощах, как она сама. В лесу она видела много грибов и одуванчиков. Завтра соберет.

 Диган нашел в себе силы чуть приподняться, чтобы поесть. Даже подложил себе под спину подушку и прислонился к стене. Изголовья у кровати не было, только рама, но на ней хотя бы лежал матрас. Все лучше, чем пол, где будет спать она. Макс понятия не имела, сколько времени уйдет, прежде чем он поправится и снова сможет сесть в седло. Но он сильный и крепкий, так что нужно не больше недели-двух. При виде Дигана, державшего миску с рагу, она ощутила такое счастье!

 Макс положила себе рагу и придвинула единственный стул к кровати, чтобы поесть вместе с Диганом. Хорошо, что у него есть аппетит. «Добрый знак», – решила она.

 – Что ты положила в рагу? – спросил он.

 Она расплылась в улыбке. Разговор!

 – Овощной банан, грибы и сушеную крольчатину, так что не жди, что мясо будет мягким. Я хорошенько посмотрю, что еще есть в погребе, и завтра сготовлю что-то посвежее. На ленч уже задуман суп из куропатки.

 – Ты охотилась?

 – Не совсем. Немного побродила в лесу и спугнула стайку куропаток. Успела подстрелить одну, прежде чем остальные разлетелись.

 Тут она рискнула проверить, действительно ли он смягчился и согласится ли говорить о себе.

 – Как считаешь, твоя приятельница сдалась и вернулась домой?

 – Она мне не приятельница. Больше не приятельница.

 – Но когда-то была?

 – Мы росли вместе с ней. И брат тоже.

 Его тон стал ледяным. Поэтому она постаралась сменить тему:

 – Сколько у тебя было братьев и сестер?

 – Сестра умерла подростком. Остались только мой брат Флинт и я.

 – Вы похожи?

 – Нет, ничуть. И никогда не были.

 – Так Флинт улыбается и смеется, и не убивает людей?

 Это было сказано с улыбкой – пусть видит, что она шутит. Но его взгляд все-таки был злобным:

 – Он не работает.

 – Ну да, точно, ведь твоя семья живет в большом городе и богата. И это сделало из него избалованного бездельника.

 Он не ответил. Но видимо, нашел разговор о брате приемлемым, потому пояснил:

 – Флинт очень обаятелен. И может выживать только благодаря своему обаянию, не важно, в богатстве или бедности. Будь он честолюбив, стал бы видным политиком, но наш отец никогда не поощрял таких стремлений.

 – Так это тебя воспитывали, чтобы стать во главе? Не его?

 – Его тоже следовало бы готовить к этому. О чем наш отец, возможно, сейчас сожалеет!

 – Расскажи об отце. Почему ты его ненавидишь? – спросила она.

 – Вовсе нет. Никакой ненависти.

 – Тебе просто все равно, что с ним будет?

 – Мы не поняли друг друга.

 – По какому поводу?

 Он снова не ответил, только протянул ей пустую миску. Она пошла к двери помыть посуду и едва расслышала ответ:

 – Он попросил у меня нечто такое, чего я не был готов дать. Он стоял на своем. Я тоже. Поэтому и уехал.

 Вот так и было?

 Макс была окончательно сбита с толку. Неужели несогласие между отцом и сыном может быть таким сильным, что сын отвернулся от богатства, привилегии и всего, к чему его готовили?