• И только сердце знает, #2

Глава 20

 — Болваны, дураки, олухи! Я поручил вам пустячное дело, а вы позорно его провалили, да не один раз, а три! За что я, спрашивается, вам плачу?! Чтобы постоянно выслушивать жалобы на очередную неудачу?!

 Прежде всего Эллери подумал о том, что больше не стоит ночевать на постоялом дворе, где Уолтер де Ротон мог легко его отыскать. Второй мыслью было решение придушить не ту несчастную девчонку, за которой охотился Уолтер, а самого Ротона. Это, конечно, означало, что репутация его будет навек испорчена, но сама мысль все же была заманчивой.

 Он не потупил взор, не опустил стыдливо голову, чего, вне всякого сомнения, ждал лорд. Оба сообщника постарались угодить Уолтеру, приняв покаянный вид, но Эллери впился в него вызывающим взором и безразлично пожал плечами.

 — Обстоятельства, господин, — бросил он вместо извинений. — В следующий раз сделаем все как полагается.

 — В следующий раз?! — завизжал Уолтер, став от ярости лиловым. — И на что вы надеетесь? Вы всегда могли пробраться в Данбер, но какой идиот пустит вас в Шеффорд, который охраняется, словно осажденная крепость?! Туда не впускают никого постороннего, тем более таких звероподобных тварей, как вы! Даже торговцев, если те незнакомы стражникам, гонят в шею!

 — Они наймут…

 — Ты что, не слышишь? Шеффорд — графство! Граф никого не нанимает! Он берет людей из вассалов и окрестных деревень.

 — Поверьте, господин, всегда есть способ добиться своего. Если не подкупом, значит, хитростью или украдкой. Крестьяне наверняка снуют в замок и обратно, непрерывным потоком едут телеги и слоняются шлюхи. Я знаю девку, которая за деньги готова на что угодно. Она и раньше работала на меня и кое-что смыслит в ядах. Так что я не нуждаюсь в наставлениях, и нечего учить меня, как делать дела.

 Эллери было наплевать на то, что он оскорбляет высокородного барона, хотя сам не имеет ни земель, ни титула. Зато он родился свободным, и это давало ему все необходимые права, во всяком случае, право высказывать свое мнение кому угодно — хоть аристократу, хоть простолюдину. Матерью его была лондонская потаскуха, отца он не знал и едва ли не с пеленок жил на улице, где и добывал себе хлеб. Сумел пережить голод, побои и ночлег в канавах в самый разгар зимы. Так что какой-то чванливый лордишка ему не указ! И пусть у него от злости вот-вот пена изо рта пойдет только потому, что простолюдин смеет так обращаться с ним, Эллери все нипочем. Если Эллери что-то и понял в этой жизни, так это необходимость брать все, что понравится, и даже силой. Чего стоит эта самая жизнь, если приходится пресмыкаться перед каким-то раззолоченным бароном?

 Эллери ничего не имел против поручения де Ротона. Ему и раньше приходилось убивать за золото. Но он терпеть не мог, когда ему указывали, что и как делать. И не выносил, когда на него орали. Он был настоящим великаном. Лишь немногие могли сравниться с ним в росте. И если не его внешность, то поведение и манера себя вести производили на окружающих весьма устрашающее впечатление. Ему не раз говаривали, что он красивое животное и выглядит коварнее и злее самого греха. Поэтому он привык если не к уважению, то к настороженности или нескрываемому ужасу посторонних.

 Что же касается последней работенки… вся разница в том, что на этот раз жертвой станет женщина. Он видел ее во всей красе, вернее, не ее, а сестру, которая, по словам многих, была ее точной копией. Он прикончит девчонку, в этом нет ни малейшего сомнения, но сначала насладится ее прелестями. Только Уолтеру об этом знать ни к чему: обязательно станет твердить, что девчонки нельзя коснуться ничем, кроме клинка.

 Катред и Джон придерживались того же мнения и просто пытались убить ее, да только Катред был паршивым стрелком, а Джон… что же, Джон вообще не вернулся из монастыря.

 Она была бы уже в могиле, если бы Эллери так не стремился хорошенько намять ей брюхо. Легче всего было прирезать ее в тот день на тропе, но он упорно старался взять ее живой. И теперь начинал сомневаться — не из-за воплей Уолтера, а из-за гибели Джона, — стоит ли минутное удовольствие риска, которому он подвергает себя и других.

 Может, в самом деле нанять знакомую шлюшку, чтобы пробралась в Шеффорд и отравила девчонку? С другой стороны, он сам еще не пробовал проникнуть в замок. Необходимо проверить, так ли это трудно, как воображает Уолтер.

 Однако и Эллери было на что пожаловаться. Пусть де Ротон не сказал ему, почему так жаждет смерти девушки. В конце концов не его это дело. Но почему барон умолчал о подробностях, столь важных для успеха предприятия?

 — Вам следовало предупредить нас, господин, что леди помолвлена с сыном графа.

 — Это не имело бы ни малейшего значения, выполни вы то, за чем вас послали, до приезда де Торпа. Эта дурочка вела себя хуже самой грязной крестьянки, даже бегала в данберский лес. Но поскольку вы провалили дельце, теперь ее охраняют, как королевскую казну, тем более что де Торп увез ее к себе.

 Эллери едва не спросил, почему спесивый барон не сделал все сам, если уж задача была настолько легкой. Скорее всего потому, что умел управляться с мечом, в точности как сам Эллери — с пером и пергаментом.

 Подумать только, что он до сих пор так и не встретил ни одного лорда, который не был бы хвастунишкой и фанфароном и одновременно — жалким трусом. Нет, конечно, случались и исключения — существовали истинные рыцари, целые дни проводившие на ристалище, отважно сражавшиеся в войнах и поединках, привыкшие убивать. Эллери не сталкивался с такими, но лишь потому, что они и не нуждались в его услугах и были вполне способны справиться со своими врагами. Но не объяснять же это Уолтеру!

 — Но если она раньше вытворяла такое, что ее остановит сейчас? Думаю, она сама себе злейший враг. Нечего и волноваться, она рано или поздно к нам придет.

 — Хотел бы я, чтобы ты оказался пророком, но разве можно полагаться на капризы глупой девчонки? — пробурчал Уолтер, хотя, похоже, немного успокоился. — Не забывай, что время не ждет. Она должна отправиться к праотцам, прежде чем обе семьи объединит этот брак. Тебе ясно?

 — Да, но я все же надеюсь воспользоваться ее безрассудностью.

 — Как знаешь, только не подведи меня, иначе испытаешь всю тяжесть и моего, и королевского гнева.

 Эллери разразился таким язвительным смехом, что у де Ротона лицо пошло пятнами. И почему мелкопоместные дворянчики воображают, будто упоминание о короле сразу должно вызывать почтительную дрожь страха? Или думают, будто это все равно что пригрозить карой Господней? Пожалуй, это в какой-то степени было верно, пока правил покойный король, на самом деле обладавший сердцем льва, но бояться этого безвольного ничтожества, его младшего братца?

 Уолтер, вне себя от ярости, наконец-то обрел дар речи:

 — Как ты посмел!

 Но Эллери, ничуть не встревоженный, небрежно отмахнулся: по всей видимости, негодование барона не произвело на него ни малейшего впечатления.

 — Вот если бы вы пугали меня де Торпом, я, пожалуй, поостерегся бы. Даже до меня дошли слухи о его доблести и отваге. Но жалкий король превзошел себя лишь во лжи и интригах. И не представляет опасности ни для кого, кроме своих доблестных баронов. Ну а теперь идите, господин, и дайте мне спокойно и без суеты обдумать план убийства. Я закончу начатое, но лишь потому, что так захотел сам. Ваше недовольство нисколько меня не трогает.

 И снова Уолтер от бешенства потерял дар речи, но не стал тратить слов и, величественно выпрямившись, удалился. Эллери, только сейчас смертельно оскорбивший своего нанимателя, и ухом не повел. Главное, что ему заплатили половину обещанной суммы, а вторую отдадут, когда время придет, даже если придется содрать с лорда шкуру.

 Уолтера, как ни странно, одолевали те же мысли. Он уже решил приказать своим людям прикончить наемника, как только тот исполнит деликатное поручение. В этом случае можно не бояться, что Эллери проболтается. А вот теперь Уолтер передумал. Он собственноручно и с огромным удовольствием прикончит негодяя. Такая тварь не заслуживает лучшей участи.