• Вайоминг, #3

Глава 34

 

 — Ну а теперь мы можем поговорить? Касси откинула голову на обтянутый плюшем подголовник, — в этот момент поезд отходил от перрона. Она вдруг подумала, что должна быть благодарна судьбе за то, что частный пульмановский вагон ее мамы как раз нынешним утром прибыл на вокзал Сент-Луиса, иначе Катарина всю дорогу вымещала бы на ней свое недовольство. И еще ей следовало благодарить мать за то, что та не стала требовать немедленных объяснений, зайдя утром в комнату Касси и увидев дочь едва держащейся на ногах от усталости, а ее ночную рубашку — на полу; пол же был усеян оторванными пуговицами, половина которых совершенно не соответствовала тем немногим, что еще держались на сорочке дочери.

 Тогда Касси лишь произнесла:

 — Я хочу сегодня же уехать домой, но сначала мне надо хоть немного поспать.

 — Ты не хочешь сказать мне почему?

 В голосе Катарины звучал сарказм. Она явно ожидала подробных объяснений, поэтому ответ дочери несколько озадачил ее.

 — Я не хотела бы об этом говорить, — коротко сказала Касси.

 Мать была настолько удивлена, что, не найдя слов, оставила дочь в покое. Когда же Касси наконец поднялась, Катарина сообщила:

 — Я уже договорилась, чтобы наши новые туалеты, когда они будут готовы, отправили на ранчо.

 Но Касси прекрасно понимала: ей не удастся отмолчаться, придется объясниться с матерью. И готова была даже солгать, если получится. , — О чем же ты хочешь поговорить, мама?

 — Начнем хотя бы с того, почему это мы вдруг сорвались с места именно сегодня, а не уехали спокойно на следующей неделе, как собирались?

 — Мы уже все купили и закончили примерки. Для чего же торчать тут еще неделю? Чтобы тащить все эти тряпки на себе? В такую холодную погоду даже нельзя толком погулять по городу. Да на следующий день ты бы уже не знала, куда себя деть от скуки и скорее всего сама бы предложила уехать.

 — Я никогда не скучаю в городе, ни в теплую, ни в холодную погоду, как, кстати, и ты. Сделаешь еще одну попытку? Или посчитаем эту неудачной разминкой и станем говорить правду?

 — Но почему ты думаешь…

 — У меня пока еще есть глаза, девочка. И я заметила твоего головореза в вестибюле гостиницы.

 Заметила его и Касси, потому что с момента первой встречи с Ангелом желтый плащ всегда привлекал ее внимание — независимо от того, где она находилась. Так что и теперь Касси не могла не увидеть его. Она, правда, ничем не выдала этого, даже не повернула голову в ту сторону. Касси понимала, что он делал в гостинице: хотел убедиться, что она действительно уезжает из Сент-Луиса.

 Заметив Ангела, она почувствовала, что ее настроение улучшается.

 — Зачем он поехал за тобой в Сент-Луис? — спросила Катарина.

 — Не за мной. Он приехал сюда по причинам, которые не имеют ничего общего со мной.

 — Ты знала, что он будет здесь?

 — Нет.

 — Терпеть не могу таких совпадений, — со вздохом произнесла Катарина. — Такого просто не может быть.

 — А вдруг это судьба?

 Катарина строго взглянула на дочь, словно отказываясь признавать, что судьба может иметь какое-то отношение ко всему происшедшему.

 — Прошедшей ночью он побывал у тебя в комнате?

 — Да.

 — И?..

 Не так-то просто скрыть правду.

 — Ангелу не так-то просто отказаться от осуществления своих супружеских прав, когда я совсем рядом.

 — Как? Этот распутный…

 — Да и мне чрезвычайно трудно отказывать ему в его законных правах.

 — Касси!

 — Поэтому он и предложил мне возвратиться домой. Слова дочери заставили Катарину задуматься.

 — Он? Ты хочешь сказать, что у этого человека и в самом деле есть хоть капля здравого смысла?

 — Это не смешно, мама.

 — Я и не думала острить, девочка.

 — Во всяком случае, он настаивал на моем отъезде, полагая, очевидно, что имеет право мне приказывать.

 — Все мужья думают примерно так же. Но я никогда не могла понять почему. У нас в Вайоминге женщина имеет право голоса на выборах, мы можем быть присяжными, а скоро, похоже, именно у нас появится и первая во всей стране женщина-судья, но мужья по-прежнему считают, что их слово — закон для нас.

 — Но папа никогда так не считал.

 — Твой папа — исключение из правил, — задумчиво произнесла Катарина и неожиданно рассмеялась. — А еще одно исключение — Соммерсы. Мы ведь знаем, кто носит штаны в этой семейке, и они, кстати, очень идут ей.

 — Это не совсем так, мама. Я бы сказала, что они вдвоем носят эти самые штаны. Если же они в чем-то и согласны, то лишь потому, что они стремятся прийти к решению, которое устраивало бы обоих. Никто из них не считает себя вправе безапелляционно заявить «делай так» и думать, что его слово — последнее.

 — Да, Чейз Соммерс не настолько глуп, — с улыбкой произнесла Катарина. — И я готова признать, что Джесси порой ходит перед ним на цыпочках. Хотя чаще всего он у нее под каблуком.

 — Только потому, что многое ей позволяет, — возразила Касси. — А это большая разница. Катарина внезапно нахмурилась:

 — Что-то мы слишком уж отклонились от темы, ты не находишь?

 Касси вздохнула:

 — Мы просто обсуждаем деспотизм мужчин. Но чтобы закончить наш разговор и не давать тебе повода смущать нас обеих твоим вопросом, я признаюсь: да, мне придется снова повременить с заявлением о разводе.

 

 Ангел постучал в парадную дверь массивного каменного особняка. Он знал — ему не следовало появляться здесь. Отправляясь сюда, он привел себя в порядок и выглядел вполне прилично, если не считать не стриженных с весны волос. И все же ему не следовало приходить… Но чтобы выбросить из головы мысли о своей женушке, он должен был либо напиться до полусмерти, либо прийти сюда. Напиваться не захотелось.

 Дверь наконец открылась. На пороге стоял мужчина с кудрявыми седыми волосами и роскошными бакенбардами, одетый в униформу. Кожа его была так темна, что казалось, отливает синевой.

 — Чем могу быть вам полезен, сэр?

 — Я бы хотел поговорить с хозяйкой дома, — ответил Ангел.

 — Кто там, Джефферсон? — раздался другой голос. И тут же показался его обладатель — высокий, средних лет мужчина с русыми волосами и зелеными глазами.

 — Я не могу точно сказать, мистер Уинстон. Этот джентльмен хотел бы поговорить с миссис Анной.

 Зеленые глаза прищурились, впившись в Ангела испытующим взглядом.

 — Могу я спросить, какое именно дело привело вас к моей жене?

 — Вы банкир?

 Зеленые глаза стали настороженными.

 — Да.

 — Только сегодня утром я узнал, что ваша жена — моя родная мать. Меня зовут Ангел О'Рурк.

 В первый раз он произнес свое вновь обретенное имя. Имя это показалось ему весьма звучным — оно исторгло вздох из груди банкира.

 — Понятно, — пробормотал он. — Здесь побывало больше дюжины Ангелов, и все они желали получить обещанное вознаграждение. — В голосе мужчины звучало сомнение. — Правда, все остальные были ирландцами. По крайней мере старались говорить как ирландцы. Вы можете доказать, что именно вы пропавший сын моей жены?

 Меньше всего Ангел ожидал услышать подобный вопрос. Он едва не расхохотался.

 — Я не собираюсь ничего доказывать, мистер.

 — Но тогда вы не получите ни пенни…

 — Мне не нужны деньги, — перебил банкира Ангел. — Я только хочу взглянуть на нее, прежде чем отправиться на Запад.

 — Что ж, это новый поворот, — заметил Уинстон, все еще сохраняя скептическое выражение лица. — Просто ради любопытства — какую историю вы придумали, чтобы объяснить ваше исчезновение много лет тому назад?

 — Если мать захочет узнать мою историю, я ей расскажу, — ответил Ангел, решив, что с этого человека будет довольно и этого, так как своими вопросами банкир уже начал раздражать его.

 Хозяин дома немного подумал, затем сказал:

 — Ради моей жены я прошу вас об одном одолжении. Только взглянув на вас — я имею в виду вашу внешность, — она поймет, говорите вы правду или нет. И я был бы вам весьма признателен, если бы вы тотчас ушли, не называя себя, если она не узнает вас. Моя жена всегда очень болезненно реагирует на подобные визиты.

 И я не хотел бы, чтобы воспоминания о былом снова тревожили ее без достаточных оснований.

 Ангел утвердительно кивнул, соглашаясь с этим аргументом. Ведь ему ничего не нужно было от этой женщины. Он хотел всего лишь взглянуть на нее, чтобы запомнить ее образ, который потом будет носить в своей душе. Однако он не надеялся, что она его узнает, потому что невозможно вообразить, чтобы женщина, пусть даже мать, могла распознать своего маленького сына в представшем перед ней мужчине.

 Слуга пошире открыл дверь, приглашая Ангела войти.

 — Могу я взять ваш плащ, сэр?

 В доме было чересчур тепло, чтобы оставаться в верхней одежде. Ангелу было бы крайне неприятно, если бы он начал потеть — хозяева могли бы подумать, что он взмок от волнения. Но как только он протянул слуге плащ, банкир тут же уставился на револьвер на поясе у Ангела. У него было вполне достаточно времени, чтобы снять револьвер, но он совершенно не собирался скрывать, кто он такой и откуда приехал в эти места. Ангел был в своем обычном черном костюме — вплоть до шейного платка.

 — Вы служитель закона? — тут же последовал вопрос банкира.

 — Нет.

 Брови банкира сошлись на переносице.

 — Я бы предпочел, чтобы вы не носили эту штуку в моем доме.

 Ангел не сделал ни малейшего движения, чтобы выполнить просьбу хозяина.

 — Если вы были добры к моей матери, вам не о чем беспокоиться.

 Щеки банкира порозовели, но он все же произнес, обращаясь к слуге:

 — Скажите моей жене, что у нас гость. Мы будем ждать ее в гостиной.

 Слуга тут же удалился. Ангел проследовал за хозяином через прихожую, справа от которой находилась дверь, а за ней — просторная комната, обставленная уютной мебелью: кресла, казалось, приглашали усесться в них поудобнее. Ангел нервничал… нет, волновался — это определение более всего соответствовало его состоянию. Впервые в жизни он так волновался. Да, не следовало ему приходить сюда… Уж лучше бы он напился.

 — Я не в состоянии, — внезапно произнес он. — Мне казалось — я смогу, но… Скажите ей… нет, ничего не говорите. Пусть уж лучше она никогда не узнает, что со мной случилось.

 — Я так и думал, я этого ожидал, — заметил муж Анны с презрением, которое уничтожило бы более впечатлительного человека, чем его гость. — Почти все ваши предшественники ломались как раз в эту самую минуту.

 — Не буду ставить вам в вину ваши слова, мистер, потому что вы беспокоитесь о ней. Я рад, что рядом с ней такой заботливый человек.

 На этот раз Ангел проявил поистине непомерное великодушие, потому что его так и подмывало сказать, что он не раз убивал людей и за куда менее оскорбительные слова — пусть это и не было правдой, но помогло бы положить конец издевкам банкира. Но так или иначе, разговор их подошел к концу, потому что хозяин дома кивнул, то ли принимая замечание Ангела к сведению, то ли потому, что ему просто нечего было сказать.

 Ангел двинулся к двери. Он начал уже немного успокаиваться, но тут дорогу ему неожиданно преградила юная девушка. Со своими блестящими черными волосами, рассыпавшимися по плечам, и огромными зелеными глазами, явно унаследованными от отца, она была прекрасна. Ангел дал бы ей лет тринадцать, не больше. Он вспомнил, что Кирби упоминал про сестру, и сейчас нисколько не сомневался, что смотрит именно на нее.

 К горлу его подкатил комок. Ангел был не в состоянии пошевелиться. И не мог оторвать взгляда от девушки;

 Она тоже смотрела на него с искренним любопытством и не отвела взгляда, даже обратившись к отцу со словами:

 — Мама просила передать, что сейчас спустится. Она интересуется, что у нас за гость, — выпалила девушка на одном дыхании.

 — Ангел, — не подумав, ответил визитер.

 — Вы не шутите? У меня есть брат, которого так зовут, хотя я никогда его не видела. У меня есть еще и другие братья, но мама говорит, что у девочки не может быть слишком много братьев — кому-то ведь нужно присматривать за ней.

 Ангел не мог представить себя присматривающим за сестрой. Он бы завалил все окрестности трупами тех, на кого она взглянула бы с гневом, а это вряд ли понравилось бы местным жителям.

 — Меня зовут Кэти, — продолжала девушка. И, не переводя дыхания, выпалила:

 — Так вы мой брат?

 Вопрос этот пронзил Ангела, точно меткий выстрел. Он понятия не имел, что ответить. Сказав правду, он едва ли сможет быстро выбраться из этого дома. К тому же, поступив так, он не сдержит слово, данное банкиру. А кроме того, возможно, изменит этим всю свою жизнь. Одно короткое слово — и пустота в его жизни может заполниться.

 Муж Анны О'Рурк не дал ему возможности произнести это слово:

 — Ты передала нам просьбу мамы, Кэти, а теперь ступай к себе в комнату.

 — Но…

 — Тебе есть чем заняться, а я принимаю гостя. В голосе его не прозвучало ни нотки раздражения. Он говорил с девушкой так ласково, что Ангел сразу понял: она любимица отца. Ответив «да, сэр», черноволосая красавица вышла из комнаты, лишь слегка скривив в неудовольствии губы.

 — Благодарю за то, что вы ничего не сказали моей дочери, — услышал Ангел у себя за спиной. — Она впечатлительный ребенок и вполне могла поверить вам.

 "Поверить в истину?» — мысленно спросил себя Ангел. Однако промолчал и снова устремился к двери. Если бы эта чертова комната не была такой огромной, он бы уже давно был на улице.

 Но уйти ему не удалось. Они столкнулись в дверях, спеша к ним с двух сторон. Ему пришлось легонько обнять ее за плечи, чтобы удержать от падения. Ангел услышал, как она испуганно вскрикнула, потом засмеялась, по-прежнему не глядя на него. Мать оказалась очень невысокой — макушка ее находилась на уровне его подбородка. И ему не было нужды смотреть ей в лицо. Смех этот сказал ему все, прозвучав так знакомо, словно он слышал его в последний раз только вчера.

 В смехе этом была вся его мать — память сразу же воскресила ее голос, ее ласки и поцелуи, ее сказки на ночь и ее слезы: когда умер отец, ей пришлось рассказать сыну об этом. У Ангела перехватило дыхание, ком в горле, казалось, душил его. Он невольно сжал ее плечи. Анне пришлось наконец поднять на него взгляд. Слава Богу, он не отпустил ее — лицо женщины внезапно так побледнело, что, казалось, она вот-вот лишится чувств.

 — Колин? — произнесла она с ужасом в голосе, и Ангелу подумалось, что так говорят, увидев призрак.

 Он ничего не ответил. Слова не смогли бы пробиться сквозь стоявший в горле комок. Анна все еще не понимала, что видит перед собой сына, а не своего покойного мужа, и Ангел решил, что должен уйти из этого дома до того, как она все поймет. Но ноги не слушались его. Он стоял как вкопанный, не мог даже выпустить мать из своих рук. Ему очень хотелось прижать ее к груди, но он боялся сделать это, боялся испугать ее, но больше всего боялся, что после этого уже не сможет никуда уйти.

 Нахлынувшие чувства душили Ангела. Ему вдруг захотелось, чтобы сейчас рядом оказалась Касси, чтобы она по своему обыкновению вмешалась в происходящее и расставила все по своим местам, поскольку он никогда еще не ощущал себя таким бессильным, как в эти мгновения. Но вместо Касси в происходящее вмешался банкир, который обнял Анну за плечи и подвел к ближайшему креслу. Ангел же по-прежнему не двигался с места. Он знал, что должен бежать отсюда, но ноги не повиновались ему; он стоял, во все глаза глядя на мать.

 Ее образ, возможно, и потускнел в его памяти немного за прошедшие годы, но Ангел сразу узнал ее, она была почти такой же, как в детстве. Теперь, увидев ее, он вспомнил мельчайшие черточки ее лица. И Ангел наконец поверил: она потеряла его вовсе не из-за своей беззаботности. Мать берегла его как зеницу ока, потому что он был для нее всем в то время. Но сейчас у нее была другая семья, к которой он не принадлежал.

 Страх наконец заставил его пошевелиться — он боялся, что будет отвергнут. А со страхом пришла и душевная боль. Не имея понятия, как совладать с подобными чувствами, Ангел даже не пытался с ними справиться.

 Он сделал несколько шагов к парадной двери и только тут заметил, что дорогу ему преградила младшая сестра. Кэти стояла прислонившись к закрытой двери, скрестив руки на груди и укоризненно покачивая головой. Девушка не вернулась в свою комнату, как велел ей отец. Она стояла, поджидая Ангела, словно в засаде, и он действительно почувствовал себя как человек, попавший в засаду. Она улыбнулась ему и напомнила:

 — Вы так и не ответили на мой вопрос.

 — На какой?

 — Не брат ли вы мне?

 — Кто? Я?

 — Впрочем, я это и так знаю.

 — Но как? Каким образом…

 — Потому что мне хочется, чтобы вы оказались моим братом, — просто ответила она. — И именно поэтому я не могу позволить вам уйти. Мама ужасно расстроится, если я вас отпущу.

 — Она уже расстроена.

 — Это еще что… Она будет кричать на весь дом, если вы сейчас исчезнете.

 — Она не будет кричать. Кэти снова улыбнулась:

 — Еще как будет. Да и Шон с Патриком огорчатся. Это мои братья, ваши братья. Они ни за что не простят мне, если я позволю вам сейчас уйти.

 — Ты и в самом деле думаешь, что сможешь остановить меня, милая?

 — Может быть, и нет, но она сможет. Кэти кивком головы указала ему за спину. Повернувшись, Ангел увидел в дверях гостиной свою мать; одной рукой она держалась за косяк, другую прижимала к сердцу. И по-прежнему была белой как полотно. Позади стоял муж, в любой момент готовый подхватить ее, если она вдруг лишится чувств.

 Сейчас Анна казалась особенно хрупкой, но голос ее звучал довольно уверенно, когда она произнесла:

 — Я верю и в гномов, и в привидения, но вы же не дух Колина, не правда ли?

 — Нет.

 На глаза ее навернулись слезы.

 — О Господи… Ангел?

 У него снова перехватило дыхание. Мать так и не дождалась его ответа. Она медленно приблизилась к сыну, глядя на него сквозь слезы, которые теперь градом катились по ее щекам. Потом провела ладонями по его лицу, по плечам, по рукам, словно желая убедиться в том, что он действительно существует. Затем обхватила его за талию и судорожно обняла; голова ее упала к нему на грудь, и она разрыдалась.

 Ангел почувствовал себя таким же слабым, как и тогда, когда у него на груди рыдала Касси, но только на этот раз ему пришлось бороться с собственными слезами. Несколько невыносимых мгновений он колебался, затем заключил мать в объятия, возможно чересчур крепкие, но она не стала жаловаться.

 Он посмотрел поверх ее головы на хозяина дома. Тот, похоже, был ошеломлен происшедшим, хотя старался не выдавать своих чувств.

 — Простите меня… — начал было Уинстон.

 — Не извиняйтесь, — перебил его Ангел. — Думаю, мне тоже пришлось бы не по душе, если бы у меня на глазах некто, назвавшийся Ангелом, принялся убеждать вас в том, что он — это я.

 — Анна всегда говорила, что еще в младенчестве вы были так похожи на своего отца, что, повзрослев, должны стать его точной копией.

 — Я не помню его, — признался Ангел. Услышав это, Анна зарыдала еще громче. Уинстон улыбнулся, подошел к ней, обнял за плечи и произнес:

 — Анна, теперь позволь ему уйти.

 — Никогда! — воскликнула она, еще крепче прижимая к себе сына. — И еще я обязательно хочу узнать, сынок, почему ты так долго не возвращался в свой дом.

 — Это длинная история.

 Она взглянула ему в лицо и сказала:

 — Что ж, ты ведь никуда не торопишься, значит, у тебя сколько угодно времени, чтобы рассказать ее.

 Ангел решил, что так и сделает. Хотя никогда не расскажет всей правды о своей жизни. Он наконец успокоился. Овладевшее им напряжение спадало, и ему захотелось рассмеяться. Дом. Вот он и обрел свой дом. Поддавшись порыву чувств, Ангел рассмеялся.