Глава восемнадцатая

 Когда Алана вошла в гостиную, там никого не было, но всего лишь несколько секунд.

 – Я бы на твоем месте отрезал подол у халата, чтобы не волочился по полу, – произнес Кристоф за ее спиной.

 Она резко обернулась и увидела, как он идет через холл с ее ботинками в руках. Подойдя ближе, он остановился, разглядывая ее неспешно и с интересом. Ее шея и грудь были прикрыты его сорочкой, но она все равно сочла необходимым еще плотнее закутаться в халат. Он внезапно улыбнулся, словно довольный тем, что легко может вывести ее из себя одним взглядом.

 Алана вышла из его спальни напряженная, довольно сердитая и немного смущенная своим внешним видом. Но после столь внимательного осмотра почувствовала нечто другое. Его привлекательность? Или свою? Неожиданно это чувство заполнило собой всю комнату, чего допускать было категорически нельзя!

 – В этом нет необходимости, – сухо произнесла она.

 – Ты уверена? Пожалуй, я не прочь встать перед тобой на колени, чтобы сделать это.

 Ну да, чтобы без помех рассматривать ее голые ноги под халатом, Алана в этом не сомневалась. Но вслух пообещала ему:

 – Когда-нибудь вы встанете передо мной на колени – как перед своей принцессой – и пожалеете о своем поведении.

 В ответ на это он лишь усмехнулся и швырнул ее ботинки на диван, а сам сбросил шинель и мундир. Означало ли это, что теперь он не находится на службе? Алана видела перед собой явно не того человека, который запер ее в тюремной камере. Было бы неплохо начать все сначала, хотя вряд ли это возможно. И все же она предложила на всякий случай:

 – В моей сумочке есть пистолет, который стреляет перцем, если вы его еще не нашли.

 – Нашел, – проворчал Кристоф.

 Вот и размахивай перед таким оливковой ветвью!

 Она подавила порыв проверить сумочку – не конфисковал ли он заодно деньги – и подошла к дивану, чтобы взять свои ботинки. Внутрь были вложены чулки. Их пришлось снять, чтобы не успели промокнуть от пота, поэтому сейчас Алана повернулась спиной к капитану и натянула их на ноги. О господи, ботинки в сочетании с домашним халатом смотрелись еще хуже, чем она ожидала! Можно ли придумать более смехотворный наряд?

 Стремительно теряя самообладание, Алана выпрямилась и увидела, что Кристоф сидит за обеденным столом. Он поднял руку, указывая ей на стоявший рядом стул. Столь учтивый жест выглядел совершенно неуместным в этой ситуации, которая сама по себе была дикой.

 Прежде чем Алана успела приблизиться к столу, в комнате появился Борис с двумя тарелками супа и… синяком под глазом. Возможно, это он упал, произведя тот грохот, который она услышала, находясь в спальне.

 Борис бросил на нее покаянный взгляд и порывисто опустился на одно колено, ухитрившись не расплескать при этом суп.

 – Клянусь, леди, я боялся, что вам недостаточно тепло даже с жаровней, которую я принес. В той комнате и летом холодно.

 – Она не желает слышать о том, какой ты идиот! – перебил слугу Кристоф.

 Так оно и было, но Алана подумала, что можно сыграть на чувстве вины Бориса.

 – Вы заслужите прощение, если найдете прачку, которая выстирает мою одежду, – предложила она.

 – Я сам все выстираю.

 – Нет, пусть это сделает женщина…

 – Для меня это будет честью.

 Алана сдалась и сдержанно кивнула. Но как только Борис поставил тарелки на стол и вышел, она сказала капитану:

 – Надеюсь, это не вы его побили.

 – Как раз я.

 – Этого не случилось бы, если б вы не посадили меня в камеру. Так что поставьте синяк себе!

 Ее обвиняющий тон заставил его поднять брови:

 – Хочешь еще облегчить душу, прежде чем мы сядем есть?

 Он произнес это так, словно у нее не было причин возмущаться.

 – Да. Я вас узнала. Вы тот самый неотесанный болван с горной дороги!

 – И что? Почему тебя это так бесит? А, потому, что это тебя я шлепнул по заднице, верно? – расхохотался он. – Снег был такой густой, что до сих пор я не был в этом уверен.

 Она покраснела до корней волос, отчего он стал смеяться еще громче. Неужели она воображала, что он извинится за свое поведение в тот день? Глупо с ее стороны. Очевидно, у него абсолютно нет совести. Но, по крайней мере, теперь не придется тратить время на поиски командира того отряда. Он и есть командир, так что наверняка знает, кто похитил украшения.

 – Вы отсутствовали достаточно долго, чтобы допросить вора, который стащил мой браслет. Это так?

 – Он говорит, что ты лжешь.

 – Он сам лжет!

 – В таком случае мы имеем патовую ситуацию – в настоящий момент. Но в тот день мы заезжали в его деревню на обратном пути, так что он мог спрятать безделушки в доме родителей. Завтра утром туда отправятся мои люди и все проверят.

 Это было хоть что-то. По сути даже больше, чем она рассчитывала, после его скептической реакции на ее обвинения солдата в воровстве.

 Она уже была готова решить, что они могут стать союзниками, когда он добавил:

 – Не хочешь ли ты сбросить со своих прекрасных плеч еще какую-либо тяжесть? Может быть, мою одежду?

 Она снова залилась краской. Судя по тому, как он следил за ней, он ее испытывал. Пытается оскорбить ее, чтобы спровоцировать сказать нечто такое, чего не следует говорить? Как наивна она была, считая, что сумеет сохранить контроль над своими чувствами в сложной ситуации! Но она должна стараться.

 Ее тон был достаточно холоден, когда она произнесла:

 – Я бы хотела знать, почему вы отказываетесь признать тот факт, что я Алана Стиндал.

 – У меня еще не сложилось окончательное мнение.

 – Нет, сложилось. Я полностью с вами откровенна. Будьте же и вы открыты. Вы посадили меня в тюрьму, совершенно не  сомневаясь в том, что я самозванка. Но почему? Только потому, что до меня были таковые? Кого-нибудь приняли за меня?

 Кристоф проигнорировал ее вопросы и сказал:

 – Садись, Алана. Ешь свой суп, пока не остыл.

 – Боже, вы обращаетесь со мной как с ребенком! – укоризненно воскликнула она.

 – Сколько тебе лет?

 – Вы прекрасно знаете, что в этом году мне исполнилось восемнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, достаточно взрослая, чтобы рожать детей, и достаточно взрослая, чтобы решить, где мое законное место. Оно здесь.

 – Мне казалось, ты говорила, что не хочешь здесь оставаться, – напомнил он с улыбкой.

 Устав от его вопросов и попыток извратить смысл ее слов, она вздохнула, проследовала к столу и уселась напротив Кристофа. Затем потянулась за тарелкой, стоящей перед ним, и взяла ее себе.

 – Если бы мне удалось повидаться с отцом для короткого разговора, я бы убедила его, что такая жизнь не для меня. Паппи считает, что я должна оставаться здесь. Я так не думаю.

 – Я не против вернуться к разговору о твоем Паппи. Мне хотелось бы узнать о нем побольше и услышать его настоящее имя. Кроме того, пора выяснить, какое участие в ваших планах принимают мальчишка и кучер.

 Ее подбородок выдвинулся вперед.

 – Вряд ли я стану что-то объяснять, пока вы не ответите на мои вопросы.

 Он мог бы настоять на своем. Алана удивилась, что после всех запугиваний он не сделал этого. Вместо этого он снисходительно произнес:

 – Ешь, а потом, возможно, я кое-что и объясню.

 Не будь она так голодна, ни за что бы не взялась за ложку. Но прежде чем зачерпнуть суп, девушка наклонилась и поменяла их тарелки местами. Кристоф засмеялся. Ей было все равно.

 По крайней мере, он не стал морить ее голодом, чтобы выпытать признания. Вскоре Борис принес два больших, пышных мясных пирога. Алана не смогла определить, что за мясо было внутри – с незнакомым запахом, обильно сдобренное специями.

 – Козлятина? – предположила она.

 – Ты ела ее раньше?

 – Нет, но мне говорили, что разведение коз – одно из самых доходных занятий в вашей стране. Но ведь это не единственный способ производства мяса, верно?

 – Так было несколько веков назад, но теперь все изменилось. Как же мне тебя называть? Под каким именем ты росла?

 – Думаю, Паппи не стал бы придумывать мне другое имя. Я всегда была Аланой.

 Она несколько раз откусила от восхитительного пирога, надеясь, что это поможет ей избавиться от стыдливого румянца. Он только задал вопрос, а она брякнула, не подумав. Впредь нужно быть осторожней.

 Вино к столу не подавали – ни ему, ни ей. Таков здешний обычай? Или же было соответствующее распоряжение на сегодняшний вечер? Неужели он боится, что единственный бокал затуманит его разум? Не будь Алана так расстроена его поведением, она бы могла пошутить по этому поводу.

 – Вы испытываете мое терпение? – спросила она, когда пауза затянулась.

 – Вовсе нет. Просто стараюсь не испортить тебе аппетит.

 Ей не понравилось, как это прозвучало, и она отложила вилку.

 – Как сделали это только что?

 Он рассмеялся:

 – Ты достойный противник, но это не значит, что ты мне враг. Я попытаюсь быть объективным и беспристрастным. Но твое напряжение очевидно, и это не способствует нашей дискуссии. Могу я кое-что предложить?

 О боже, его глаза опять чувственно заблестели, а на губах появилась мягкая улыбка. Алана решила не спрашивать, каким образом он собирается снять ее напряжение.

 – Что? – услышала она собственный голос.

 – Если бы мы отправились в мою спальню и провели некоторое время в постели, тогда…

 – Даже слышать этого не хочу! – воскликнула она.

 Он пожал плечами, но тут же широко улыбнулся:

 – Уверена, Алана?

 Что он делает? Использует уловки обольстителя, чтобы заставить сознаться в том, что сам считает правдой? Если это так, то ему явно не хватает деликатности! А вдруг это сработает? Она уже теряла волю в его присутствии! Была ввергнута в абсолютно бездумное состояние. Ее голову вскружили чувства, которые пробуждает в ней этот мужчина. Она не знала и боялась узнать, могут ли быть эти чувства использованы против нее.

 Она покраснела, вспомнив их поцелуй, так что следующее замечание далось ей нелегко, хотя и было необходимым:

 – То, что случилось между нами, было ошибкой. Пожалуйста, впредь не упоминайте об этом.

 – Тебе понравилось быть в моих объятиях.

 – Ничего подобного!

 – Врешь. – Он хохотнул. – Где же твоя хваленая искренность, а?

 Ее румянец сделался ярче, но, задетая за живое, она не смогла скрыть истинные мысли.

 – Проявления моей женской натуры не имеют никакого значения для нашей дискуссии.

 Он лишь усмехнулся, но страсть в его глазах была столь пылкой, что было недалеко до пожара. Алана поспешно уставилась в стол.

 – Кроме того, – пробормотала она, – когда я сюда пришла, я была вовсе не напряжена, а рассержена. Большая разница.

 – Страх прошел, уступив место злости? Не вообразила ли ты, что перестала быть заключенной только потому, что я делю с тобой ужин?

 Страх, упомянутый капитаном, мог бы вернуться, если бы Алана не услышала его вздох. Она отвела глаза, а он несколько минут хранил молчание.

 – Итак, на какой твой вопрос я не ответил? – спросил он наконец.

 Она расслабилась, услышав его спокойный деловитый голос. Теперь он вел себя, как капитан дворцовой гвардии, а не как наглый обольститель.

 Она тоже смогла подстроиться под его бесстрастный тон.

 – Мы оба знаем, что вы никогда бы не заперли меня, допуская возможность, что я дочь Фредерика. Как вы можете быть так упрямы в своем недоверии после всего, что я вам сказала?

 Она подняла глаза, чтобы оценить его реакцию. Он, похоже, колебался, не зная, что сказать, но потом его глаза сузились:

 – Ты не понимаешь всей серьезности того, что совершила. Мы не слишком любим тех, кто является во дворец с оружием, когда вокруг так много людей, желающих причинить зло нашему королю.

 – Не считаете же вы меня наемной убийцей? – возмущенно воскликнула она.

 – Я этого не сказал. И все же ты не дала удовлетворительного объяснения, почему пришла, вооруженная до зубов.

 – Объясняю. Пистолеты были моим главным средством защиты, кинжалы – про запас. Но все это только для самозащиты, не более. Однако мои слова не рассеивают ваших подозрений, верно?

 – Я сказал, что постараюсь быть непредвзятым.

 Она кивнула, хотя не поверила ему ни на грош. Слишком быстро обвинил он ее в преступных намерениях, не желая слушать никаких оправданий.

 Испытывая сильное раздражение, Алана кивнула в сторону шпаг на стене:

 – Я умею пользоваться и ими. Хотите, продемонстрирую?

 Кристоф расхохотался:

 – Хочешь лишний раз доказать, что ты убийца?

 – А по-моему, это докажет обратное, поскольку убийцы подобным оружием не пользуются, ведь так? Фехтование в такой же мере предназначено для самозащиты, как и для нападения.

 Все еще улыбаясь, он заметил:

 – Похоже, у тебя на все есть ответ, что доказывает твою сообразительность. Превосходная память в сочетании с острым умом, который ты демонстрируешь с каждым произнесенным словом.

 Она досадливо щелкнула языком:

 – А значит, я заговорщица, прекрасно играющая свою роль? Так вы думаете?

 Он долго смотрел на нее. Веселые искорки в его глазах погасли, и пристальный взгляд снова заставил Алану нервничать. Но она понимала, что это не страсть, а подозрение. Ей пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отвести глаза.

 – Прости, – произнес он наконец.

 За что? За излишнюю веселость? Или за то, что он хватается за любую возможность укрепиться в своих подозрениях?

 Алана решила действовать напрямик.

 – Я находилась в центре заговора, но у меня была другая роль. Умереть. Паппи разрушил этот сценарий, унеся меня из дворца.

 – Но почему вместо убийства состоялось похищение?

 – Я улыбнулась ему. Очень сентиментально, знаю, но с этого момента он стал моим защитником. И я обязана ему жизнью. Будь на его месте кто-то другой, я была бы мертва. – Поскольку капитан снова излучал дружелюбие, она решила ответить на вопрос, заданный им ранее. – Вы спрашивали о других моих спутниках. Путешествуя по Европе, мы нанимали разные экипажи и кучеров вместе с ними. Что касается мальчика, то это Генри, сирота, которого мы с Паппи очень любим. Тут не было никакого сговора, как вам мерещилось. Мы решили вообще не говорить Генри, кто я такая.

 – А настоящее имя опекуна?

 – Я его назвала. Под этим именем он много лет жил в Англии, и я даже думала, что оно и мое тоже, пока Паппи не рассказал мне про отца.

 – И ты называешь это искренностью? Фармер не лубинийская фамилия.

 – Я называю это стремлением защитить человека, который был мне вместо отца. Защитить от вас. Отцепитесь от него, ведь у вас есть я.

 Он долго смотрел на нее, прежде чем сказать:

 – У меня есть ты, разве нет?

 С этими словами он снова опустился на стул. По его лицу было невозможно определить, поверил ли он хоть одному ее слову. Обидно, что он такой упрямый и недоверчивый. Его последняя реплика заставила Алану почувствовать себя крайне неуютно.

 – Борис! – позвал он неожиданно.

 Слуга появился очень быстро, очевидно, он ожидал в соседней комнате и слышал каждое слово. И капитан знал это, иначе крикнул бы громче.

 Алана не хотела, чтобы кто-то еще слышал ее историю. Ее разозлило, что Кристоф позволяет слуге подслушивать.

 – У нас есть десерт? – спросил Кристоф Бориса, собиравшего со стола пустые тарелки.

 – Сладкий или кислый? – осведомился Борис, приостановившись.

 – У нас еще есть лимоны?

 – Сладкий, если можно, – вмешалась Алана.

 Капитан кивнул. Она подождала, пока Борис покинет комнату, прежде чем спросить:

 – Вы ему доверяете?

 – Борису? Его родители, как и он сам, появились на свет в моем родовом поместье. Мы выросли вместе. Несмотря на разницу в социальном положении, он мой друг.

 – Тогда почему же вы ударили его сегодня?

 – Он не глуп. И сделал ошибку из добрых побуждений, но это наполнило его чувством вины. Не ударь его я, он бы сам наткнулся на мой кулак. Доверяю ли я ему? Я без колебаний доверю ему свою жизнь.

 Все это было правильно и хорошо для него, но не для нее.

 – Пожалуйста, предупредите меня в следующий раз, когда на допросе будет присутствовать кто-то посторонний. То, что я говорю, предназначено только для ваших ушей. И для ушей моего отца.

 – Ты здесь для того, чтобы во всем признаться, а не для того, чтобы хранить свои тайны.

 – Нет. Я здесь для того, чтобы открыться отцу и предотвратить войну, не  обнаруживая своего присутствия раньше времени, – сердито возразила она. – Пока я не окажусь под защитой короля, чем больше людей знает о моем существовании, тем большему риску я подвергаюсь. Вы отдаете себе отчет, что огласка крайне опасна для меня?

 – Я отдаю себе отчет, что все сказанное тобой не выйдет из этих стен.

 – Почему вы не можете попросить моего отца просто прийти и посмотреть на меня? Верните меня в камеру, беззащитную, лишенную всякой возможности прикоснуться к нему, но приведите его повидаться со мной!

 – Ты явилась в эту страну, полагая, что здесь живут одни дураки? – рявкнул он.