Глава двадцать первая
Алана поняла, что этот Кристоф Бекер – настоящий хамелеон, способный менять окраску прямо на глазах.
Ей не слишком нравился надменный капитан, в обществе которого она провела почти весь день. Он был не так доброжелателен, каким обещал быть. Он доводил ее до такого состояния, что ей кричать хотелось. Но он защищал Алану, и она не думала, что он примется пугать ее снова… по крайней мере, надеялась на это. И пока он сохраняет вежливый тон в обращении, с ним можно иметь дело.
Он не нравился ей в роли обольстителя. И он всячески старался вывести ее из равновесия. В его присутствии даже думать не получалось.
Зато ей понравился тот очаровательный красавец, которого она впервые встретила в дворцовой приемной. Может быть, даже слишком сильно понравился. Но он исчез… и, возможно, никогда больше не вернется.
А тот, который остался, этот грубый горный дикарь, нравился ей меньше всего. Он оскорблял ее, шокировал, обращался с ней как с женщиной легкого поведения, а не как с леди. Развалился тут, забросив ноги на стол, и ждет, что она сядет ему на колени, чтобы его потешить. Господи боже, как он ее бесит!
Алана не сумела скрыть презрения в тоне, когда произнесла:
– Я допускаю, что лубинийские аристократы совсем не те джентльмены, к которым я привыкла, но разве обязательно быть настолько вульгарным?
– Если ты пытаешься оскорбить меня, девочка, то придумай что-нибудь получше.
– Вы грубый варвар, и, надеюсь, у вас хватает ума, чтобы понимать это. Вам нравится проявлять свои худшие качества. Вы даже не пытаетесь исправиться.
В ответ он рассмеялся и вальяжно заложил руки за голову. Такой расслабленный, такой простой, такой неописуемо красивый! Она закрыла глаза и досчитала до десяти.
– Думаешь о моей постели?
– Вот еще! – воскликнула она, поспешно открывая глаза.
– Я разочарован.
Но в его голосе не прозвучало разочарования. Только игривость.
Она сдержанно обронила:
– Полагаю, сегодня я уже достаточно вас развлекла. Не будете ли так добры показать мою комнату?
Он снял ноги со стола и наклонился вперед. Выражение его лица сделалось неожиданно деловитым:
– Ты уже знаешь, где твоя комната.
Ничто не могло ошеломить Алану сильнее. Она возвращается в камеру? Выходит, она действительно арестована…
Но тут Кристоф удивил ее, добавив:
– Борис постарался сделать комнату как можно удобнее для твоего пребывания, он даже на дверь занавески повесил, чтобы обеспечить тебе уединение. Надеюсь, он нашел приличные шторы, а не какие-нибудь засаленные одеяла!
«Со всеми удобствами, но по-прежнему одна в глухих стенах», – подумала Алана. В ее душе вновь начала подниматься паника. Любой мог сорвать эти занавески и метнуть в нее нож сквозь прутья, и капитан ничего не будет знать, пока утром не найдут ее труп.
– А здесь нет обычной комнаты, чтобы меня содержать?
– Мы можем договориться, чтобы я взял тебя в свою спальню… Нет? Тогда желаю спокойной ночи!
– А дворец? Там ведь нашлась бы…
– Ты, должно быть, переутомилась, раз предлагаешь такое? – нахмурился он. – Советую не забывать, какие серьезные обвинения выдвинуты против тебя.
Она задохнулась от негодования.
– Вы действительно меня обвиняете? Полагаете, что я убийца?
Ее предположение вызвало у него пренебрежительное фырканье.
– Всего лишь самозванка, – уточнил он.
Он все еще думал так после того, что она рассказала ему сегодня?
– Почему бы вам просто не пристрелить меня и не покончить с этим? – вскричала Алана.
– Сначала я должен добиться от тебя признания.
Она горько рассмеялась. Как же ей все это надоело! И как он ей надоел! Какого черта было выпускать ее из камеры, если он по-прежнему считает ее преступницей?
– Ты все еще здесь, несмотря на то, что так утомлена? – спросил он. – Я не хотел бы услышать обвинения в том, что пользуюсь твоей усталостью.
– Я добровольно вернулась в страну, где меня собирались убить. Вы не можете оставлять меня без всякой защиты! Дайте мне хотя бы один из кинжалов на ночь. Я отдам его вам утром.
– Думаю, нам не стоит сейчас больше разговаривать. У тебя разум помутился, иначе ты понимала бы, что это невозможно ни при каких обстоятельствах.
– Но…
– То, что ты говоришь, дает мне веские основания оставить тебя ночевать у меня. Не стоит придумывать оправдания, девочка. Предложение по-прежнему в силе.
Эта фраза не заслуживала ответа.
– Как насчет того, чтобы запереть входные двери… – начала Алана.
– Они и так будут заперты.
– …и дать мне ключ от камеры? – закончила она.
– Хочешь запереть себя сама? – рассмеялся он.
– Нет. Хочу запереться от вас, – отрезала она.
Пока Кристоф заливался еще более громким смехом, Алана не сумела удержаться от протяжного зевка. Ничто не могло показать яснее, что ее силы на исходе и она не способна дальше общаться с типами вроде Кристофа Бекера. Его ничем не прошибешь. Возможно, это было хорошо для отца Аланы, но не для нее самой.
И все же она постаралась подавить панику, побуждавшую ее спорить с ним. В действительности она вряд ли находилась в опасности, пока о ее местонахождении не знал никто, кроме Бекера. Ну, еще и кроме Бориса… в зависимости от того, что он успел услышать. И, возможно, об этом знал и ее отец, если капитан гвардии проинформировал короля о появлении Аланы. У него было время сделать это, пока она сидела в камере…
Кристоф щелкнул пальцами, чтобы снова привлечь ее внимание. Как грубо! Она бы так и сказала, если бы он не предупредил ее:
– Если я встану, чтобы проводить тебя в твою опочивальню, ты увидишь, как меня влечет к тебе. Поэтому… Борис! – крикнул он, и слуга немедленно явился из кухни и ловко поймал связку ключей, брошенную ему капитаном. После этого Кристоф предупредил Алану: – В последний раз говорю: уходи, пока я тебя отпускаю. Там ты будешь в безопасности, даже от меня.
Она пролетела мимо Бориса, которому пришлось бежать, чтобы догнать ее. Ей не обязательно было понимать все сказанное капитаном, чтобы распознать сексуальный смысл угрозы.
Она бежала всю дорогу до камеры, но не вошла туда сразу, а сначала проверила дверь в конце коридора, дабы убедиться, что она заперта, как и было обещано. После этого Алана вернулась и откинула штору, чтобы войти в камеру. При этом она ни слова не сказала Борису, который стоял снаружи, ожидая, когда можно будет запереть камеру. Она поежилась, услышав, когда он сделал это.
Кровать была аккуратно застлана, в углу горела жаровня поменьше прежней, наполняя помещение приятным теплом. Как мило! «Уютная тюрьма», – саркастически подумала Алана.
Она упала на кровать, слишком измученная, чтобы думать о чем-либо. Без сомнений, она бы мгновенно уснула, несмотря на… Алана с трудом поднялась на ноги. Капитан мог не опасаться за ее жизнь, но страх сидел глубоко в ее душе, напоминая, что однажды кто-то уже покушался на ее жизнь и может снова попытаться убить ее. А она сейчас была уязвима.
Она оглядела комнату в поисках чего-нибудь, что можно было использовать как оружие. Может быть, стул сгодится? Но он был слишком крепок, так что попытки сломать его, чтобы вооружиться заостренным куском дерева, могли наделать слишком много шума. Столик был не такой прочный. Алана перевернула его, забралась сверху и пошатала каждую ножку. Одна оказалась достаточно шаткой, чтобы несколько раз пнув ботинком, отломать ее. Эту ножку вполне можно было использовать в качестве дубинки. Не слишком надежное оружие, но Алана взяла его и сунула под одеяло.
Только бы не уснуть слишком крепко, чтобы не пропустить приближение непрошеного гостя! Оставалось надеяться, что она не совершила глупости, отказавшись от предложения Кристофа провести ночь в его постели. Но, вспомнив, как она наслаждалась его поцелуями до того, как поняла, что имеет дело с настоящим варваром, Алана решила, что и рядом с ним не находилась бы в безопасности.
* * *
Фредерик опустился на колени между двумя могилами, одна из которых была отмечена большим серым камнем, а другая – маленьким белым. Снег прекратился, но оставил на земле покров, от которого намокли штаны на коленях. Фредерик ничего не замечал. Слишком сильна была боль в его душе. Они обе умерли такими молодыми. Мать и дитя. Жена и дочь. Его жена и его дочь!
Эвелине было только двадцать, когда он сделал ее своей королевой. В двадцать один она родила их ребенка. И истекала кровью после тяжелых родов, когда он покидал Лубинию. Лекари обо всем знали. Она не позволила им сказать Фредерику. Его встреча с австрийцами была слишком важна, поскольку от нее зависело возобновление союза с ними. Эвелина думала, что поправится к его возвращению. Но умерла до того. И, горюя по усопшей жене, он едва не потерял Алану. А потом действительно потерял, потому что слушал своих советников, а не сердце.
– Я боялась, что ты придешь сюда. У тебя был такой вид! Мое сердце разрывается, когда я вижу тебя в такой печали.
Никола Стиндал приблизилась совершенно бесшумно. Нагнувшись, она обняла Фредерика и прижалась щекой к щеке. Его второй жене было всего шестнадцать лет, когда он на ней женился. Он пообещал ее матери, что не прикоснется к девушке, пока ей не исполнится восемнадцать. Сдержать слово было трудно. Она была так же красива, как его первая жена, и, хотя брак был заключен по политическим соображениям, расчет очень скоро сменился любовью. Но этим вечером даже нежные прикосновения Николы не могли заглушить его боль.
– Я рожу тебе другого ребенка. Клянусь, что так и будет, – решительно произнесла она.
– Я знаю.
Он не сомневался, что она родит. Уже сейчас она подозревала, что снова беременна, но если это было действительно так, Фредерик не спешил объявлять об этом публично, даже ради того, чтобы положить конец мятежу. Это могло еще больше перепугать жену, и тогда все закончилось бы очередным выкидышем. Она хотела, чтобы ее беременность хранилась в тайне, как это было в случае с Аланой, а он отказывался. В конце концов, вся эта таинственность не помогла Алане.
Угроза, нависшая над ними, стала постоянным кошмаром для Николы. Ему много раз говорили, что именно этот страх был причиной срывов беременности – страх, что их ребенок тоже будет похищен или убит. Правда, она искусно его скрывала. Только иногда плакала в объятиях Фредерика.
Он серьезно размышлял о том, чтобы на этот раз услать ее подальше на время беременности. Это был единственный способ ее успокоить.
– Пойдем, здесь небезопасно, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что Кристоф не доверяет новым людям, которых пришлось набрать из-за мятежников.
Фредерик встал, но лишь затем, чтобы повернуться и крепко обнять Николу.
– Тебе не нужно волноваться об этом. Новички дежурят в паре с проверенными гвардейцами.
Никола вздохнула и нерешительно спросила:
– Что так остро напомнило тебе сегодня о потере?
– Появление очередной самозванки, которая утверждает, что эта могила пуста.
– Ты ее видел?
– Нет. Я боюсь – боюсь, что придушу ее собственными руками за то, что она притворяется моей дочерью, когда моя Алана лежит в земле!
– Хватит винить себя в этом. Я знаю, ты считаешь, будто они погнались за тобой в надежде застать врасплох…
– Они всегда надеялись на это! И увидели меня с ней! Они правильно догадались, кто она такая, и убили ее, как только я уехал!
– Но ее падение могло быть случайностью. Это не твоя вина.
– Мне не стоило посещать ее так часто.
– Как ты мог не делать этого? Ведь она твоя дочь!
– Нужно было привезти ее домой! Здесь бы она была под лучшей защитой! А вместо этого я послушался этих старых советников, которые так пеклись о продолжении моего рода. Нужно спрятать ее, говорили они. Пусть мои враги думают, что их план удался, и тогда не станут предпринимать новых попыток лишить меня наследника. Но они все равно ее нашли. Боже, мне следовало вырезать весь их род, каждого из Брасланов, проживающих в Европе!
– Ты говоришь это только потому, что горе твое так глубоко. В их огромной семье есть немало хороших матерей и отцов, а также невинных детей, дряхлых стариков и даже наших друзей. Да, некоторые из них могут быть достаточно мстительны, чтобы желать нам зла. Это может быть даже Карстен, находящийся под влиянием молодых дворян, слишком горячих и безрассудных. Но мы не знаем наверняка! Позволь Кристофу отказаться от слишком мягких мер. Прошу, Фредерик, с этим кошмаром пора кончать!
