- Семейство Мэлори, #10
Глава пятьдесят вторая
В Уиллоу-Вудс на пороге дома их встретил радостный Мэтью. Судя по всему, пока они отсутствовали, мальчик пришел к выводу, что иметь дядю – здорово. Ричард радовался, что племянник больше не стесняется его. Джулия уже подумывала пригласить Чарльза и Мэтью погостить на Карибские острова. Она была уверена, что Мэтью там очень понравится.
Взъерошив волосы мальчика, Ричард спросил, где найти графа, а потом попросил брата сообщить отцу об их приезде. Мильтон читал в маленькой библиотеке. Он не встал, когда они вошли в комнату. Удивленным граф тоже не выглядел. Скорее уж он продолжал злорадствовать. Именно такое выражение было на лице графа, когда они видели его в прошлый раз. Непонятно, впрочем, почему.
Дом тоже выглядел точно таким же, как прежде. Рабочие, нанятые Джулией, уехали после той ночи. По крайней мере, они немного убрали в доме, а вот до ремонта дело не дошло. Джулия и Ричард отсутствовали всего неделю. За это время граф должен был получить не только приданое Джулии, но и уведомление от Джеральда, что больше денег не будет. Молодая женщина думала, что граф будет взбешен, но…
– Вы так быстро уехали, – сказал Мильтон, откладывая книгу. – Что-то забыли?
Ричард не обратил внимания на ухмылку отца и сразу же перешел к делу.
– Разве отец Джулии не передал тебе, что больше ты ничего не получишь от Миллеров?
– Джеральд передумает, когда пойдут внуки, – презрительно заметил Мильтон.
Что за чудовищное самомнение! В голосе Ричарда уже звучало недоумение.
– Мы могли бы развестись. Это никогда не приходило тебе на ум?
– Не разведетесь, – самоуверенно заявил граф. – Развод приведет к грандиозному скандалу…
– Ты действительно не думал о таком повороте?
– Разумеется, нет.
– А мне ведь наплевать на скандалы…
– Этот скандал коснулся бы твоего брата и племянника. На них тебе тоже плевать?
Ричард неожиданно засмеялся:
– Они надежно защищены!
Мильтону явно пришлось не по вкусу хорошее настроение сына. Он подозрительно спросил:
– Что с тобой?
– Я влюблен, – ответил Ричард.
– Ты и раньше это говорил.
Ричард кивнул.
– Раньше я не понимал всей глубины своих чувств к Джулии. Но все изменилось. В прошлый раз мы разыгрывали перед тобой представление…
– Я догадался!
– А теперь все по-настоящему, – сказал Ричард. – Развода не будет.
– Я не сомневался, что ты сообразишь, что мои…
Снова в голосе Мильтона звучало злорадство, но Ричард его перебил:
– Но выгоды от этого тебе никакой не будет. Как и Джеральд, я все оформил по закону. Ничего из моей собственности никогда к тебе не перейдет ни при моей жизни, ни после моей кончины. Я отрекся от тебя. Юридически ты более не являешься моим родственником.
Глаза Мильтона сверкнули злобой.
– Ты этого не сделаешь!
– Уже все подписано.
Разгневанный Мильтон вскочил с кресла.
– Как ты смеешь ломать продуманные годами планы?
– Какие планы? – с любопытством поинтересовался Ричард.
Джулия прикоснулась ладонью к его руке на случай, если понадобится ее вмешательство. Но Ричард казался на удивление спокойным перед разъяренным графом.
– Я совершеннолетний. Имущество, которое перешло от нее мне, не имеет к тебе никакого отношения.
– Мы должны быть одной семьей. А члены семьи поддерживают друг друга. Я полагал, что отныне ни в чем не буду нуждаться.
– Миллеры предлагали тебе целое состояние, лишь бы избавить Джулию от брачных обязательств, – напомнил графу Ричард. – Почему ты не воспользовался этой возможностью?
– Этих денег мало.
– Продай коллекцию, которую ты хранишь наверху, в своей гардеробной, и денег у тебя будет больше чем предостаточно.
– Ты спятил? – почти взвизгнул Мильтон. – Я начал коллекционировать эти вазы еще в молодости! Это моя единственная подлинная страсть!
И тут Джулия догадалась:
– Господи! Вы что, уже потратили деньги из приданого на покупку очередных ваз?
– Конечно, потратил. Вы понятия не имеете, как долго мне пришлось ждать, пока представится возможность купить все, о чем я мечтал! То немногое, что осталось от семейного состояния, было потрачено задолго до смерти моей жены. Всему виной ее родители! Раньше я жил вполне счастливо, время от времени покупая новую вазу для коллекции, но потом цены взлетели. Я места себе не находил от злости. Ты не способен понять, каково любить что-то всем сердцем, но не иметь возможности приобрести это. Так прекрасно окружить себя драгоценными вещами! Теперь они стали мне не по карману. Год за годом поставщики показывали мне вазы, полагая, что я смогу их приобрести, а мне приходилось им отказывать.
– Неужели ты не осознаешь, как жалко это звучит? – презрительно проговорил Ричард. – И каким глупцом надо быть, чтобы больше ценить бездушные, холодные вещи, а не людей в твоей жизни?
– Не суди меня, мальчишка! – зло бросил Мильтон. – Во всем виновата твоя мать! Ее долги и долги ее родителей! А потом она еще повесила тебя мне на шею. Ты обязан был исправить несправедливость… От тебя зависело процветание семьи. И посмотри только, что ты наделал, неблагодарный щенок!
– Ты вообще отец мне или нет?
– Я вырастил и воспитал тебя, – словно защищаясь, промолвил Мильтон.
– Это не тот ответ, на который я рассчитывал. То, что я жил с тобой в одном доме, не значит, что ты воспитал меня. Если я не твой сын, лучше бы ты отдал меня самому бедному фермеру. Любая другая жизнь была бы лучше, чем та, на которую ты меня обрек.
– Именно это мне и следовало сделать! Конечно, ты не от меня! Она, не задумываясь, бросила это в лицо, как только вернулась из Лондона. Ей нравилось рассказывать, какая он шлюха! Она смеялась, признаваясь мне, что у нее было множество любовников, и она сама не знает, от кого забеременела. Ты представить не можешь, как я ее ненавидел!
– Ее и меня, – поправил Ричард.
– Да, и тебя!
– Боюсь, это еще не все, – сказал Чарльз, появляясь в дверном проеме позади них.
– Чарльз! Прочь отсюда! – приказал Мильтон. – Все это тебя не касается.
– Касается, очень касается… – возразил Чарльз, входя в библиотеку. – Давно пора было рассказать правду. Знаете, мать мне все рассказала. Здесь я был единственным близким ей человеком. Это было нашим секретом. Я был слишком мал, чтобы понимать все. Ее злость очень меня пугала. Она вас ненавидела. Я тоже пытался вас возненавидеть, но не смог. Ричард – мой единокровный брат, но это как раз я – незаконнорожденный бастард, которого мама произвела на свет после измены, а Ричард – ваш настоящий сын.
Мильтон, как подкошенный, упал в кресло. Лицо его побледнело.
– Ты лжешь.
– Нет, я говорю правду. Она хотела вам отомстить, и месть эта была двойной. Мама сделала все для того, чтобы вы любили своего незаконнорожденного сына и ненавидели родного. Мой настоящий отец – человек, которого она любила и за которого мечтала выйти замуж. Они познакомились еще в детстве, однако его семья была недостаточно богата. Родители матери выдали ее замуж за вас.
– Ты лжешь, – повторил Мильтон.
Чарльз печально покачал головой.
– Она до самой смерти любила моего отца. Каждый день они тайно встречались в соседнем лесу, пока срочные дела не призвали его домой… А потом он погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Мама подозревала, что вы причастны к его смерти, так как узнали об их связи и наняли убийц. Она задумала чудовищную месть, заставив вас считать своего сына незаконнорожденным бастардом. Она уже была беременна Ричардом, когда уехала в Лондон. Мама знала, что должна родить от любовника после свадьбы… Никогда не задавались вопросом, почему она сама пришла к вам, умоляя подарить ей ребенка, хотя ненавидела вас?
Потрясенный Мильтон молчал, глядя на Ричарда. Джулия тоже словно лишилась дара речи. Оказывается, эту семью с самого начала разрывали ненависть, ложь и месть. Воистину чудом было, что, несмотря на свое прошлое, Ричард стал нежным и любящим мужем. Как ни странно, услышанное не произвело на Ричарда ни малейшего впечатления.
– Ну, радоваться тут особо нечему, – сухо заметил он.
– Извини, Ричард, – пристыжено произнес Чарльз, – я хотел найти подходящий момент, чтобы все тебе рассказать, но мне так и не хватило храбрости…
– Ничего страшного, – произнес Ричард и даже смог ему улыбнуться. – Как я уже говорил жене, сын я ему или нет, это ничего не меняет. Не отрицаю, я предпочел бы, чтобы он не был моим отцом… Все эти годы я нисколько не сомневался в том, что он приходится мне родным отцом. Было весьма гадко осознавать, что любить такого родителя невозможно. Но сейчас это чувство исчезло. За это я тебе благодарен. По крайней мере, теперь я понимаю, что у него были свои причины, пусть эгоистичные и ложные, вести себя так по отношению ко мне…
– Ричард… – наконец произнес Мильтон.
– Не надо, – оборвал его тот, рассерженный примирительными нотками, зазвучавшими в голосе графа. – Сам знаешь, что уже поздно. Ты позволил ненависти управлять своей и моей жизнями. Это единственное наследство, оставленное мне. Я навсегда ставлю на прошлом жирный крест.
– Теперь все будет по-другому…
– Господи! Ты, как всегда, пребываешь в мире собственных иллюзий. Все мосты сожжены. Ты не сможешь исправить то, что натворил, старик! Назад дороги нет. Для меня тебя больше не существует.
В комнате повисла тягостная тишина. Никто из присутствующих, за исключением Мильтона, не счел слова Ричарда излишне резкими. Граф долгие годы мучил сыновей и делал это преднамеренно, одержимый ненавистью. Такие люди не достойны сочувствия.
– Уедем отсюда, – предложил Чарльз, – мы с Мэтью тоже. Я передумал. Сыну нет нужды знать обоих дедушек, тем более что в живых у него остался только один.
– Не отнимай его у меня, пожалуйста.
Умоляющий тон Мильтона был весьма неожиданным, но Чарльз задержался лишь настолько, чтобы отрезать:
– Сегодня с моих плеч свалилось огромное бремя. Вам не удастся снова взвалить его на меня. Мэтью – не ваш по крови, впрочем, как и я.
– Это не меняет того, что я его люблю.
Никто не поверил его словам. Поскольку оба брата явно не собирались задавать этот вопрос, Джулия не сдержалась:
– Почему вы не могли любить собственных сыновей?
Мильтон бросил в ее сторону полный гнева взгляд, возмущаясь бесцеремонностью невестки.
– Их родила она, я ее презирал. Но она умерла очень давно, и ничто в Мэтью не напоминает о ней.
– Мне вас почти жаль, – произнесла Джулия. – Вы, сэр, – словно болезнь. Вы слишком долго заражали своей ненавистью всех в этой комнате, включая меня. Вы дорожите вещами, но безразличны к судьбам людей. Вы обижали беззащитных детей лишь потому, что не любили их мать. У вас была семья, которую вы даже не попытались полюбить. Мой муж полностью расплатился со старыми долгами. Теперь вам придется жить с последствиями ваших деяний. Больше вы никому не нужны.
– Мэтью меня любит!
– Мэтью просто вас не знает. Не важно, каким вы хотите ему казаться. Эту сажу стереть невозможно. Слава Богу! Ему больше не доведется общаться с вами.
