• Семья Хаардрад, #2

Глава 14

 Прошло уже две недели с тех пор, как Кристен перевели в дом. Торольфу и его друзьям, как видно, так и не предоставился случай бежать, потому что они по-прежнему работали на постройке стены. Кристен не могла ни поговорить с ними, ни даже показаться им издали, чтобы они знали, что с ней все в порядке. Стоило ей подойти к двери или к открытому окну, как кто-нибудь непременно окликал ее, заставляя вернуться. Похоже, за ней постоянно следили либо слуги, либо вооруженные дружинники Ройса, часто находившиеся в зале.

 Все это время она пыталась узнать как можно больше о саксах. Слуги относились к ней со странной смесью страха и презрения, за исключением Иды, обращавшейся с ней теперь с каким-то невольным уважением, которое можно было даже принять за выражение симпатии, впрочем, трудно различимой за ее довольно грубыми манерами. Зато Иду легко было разговорить, при этом она даже не замечала, как ловко Кристен вытягивала из нее нужные ей сведения.

 Кристен теперь знала довольно много и об Уиндхерсте, и о его господине. Поместье полностью снабжало себя всем необходимым, поскольку ближайший город находился довольно далеко. Ройс был тэном, одним из знатнейших среди приближенных к королю дворян, и земли, принадлежавшие Уиндхерсту, простирались на много миль вокруг. Так же, как и в Норвегии, здесь были вольные люди, которые назывались керлами, они работали как на земле, так и в самой усадьбе, занимаясь разнообразным ремеслом. Они могли иметь свой надел земли, но должны были платить налоги королю и церкви и, при необходимости, нести военную службу. Готовясь к нападению датчан, Ройс сам обучал проживавших в его владениях керлов военному делу. Многие из них уже входили в состав его личной дружины. Он также занялся обучением самых молодых и сильных из своих крепостных, то есть тех людей, которые не считались свободными, а были прикреплены к земле. Он снабжал их оружием и давал возможность выкупить свою свободу. К тому времени, когда королю Альфреду потребуется его помощь, у него уже будет своя небольшая армия.

 О самом Ройсе Кристен узнала, что он еще не был женат, но собирался обзавестись женой к концу года. Ида мало что могла рассказать о невесте Ройса, жившей довольно далеко на севере, за исключением того, что ее звали Корлисс и она слыла красавицей. Но о первой невесте лорда Ройса, леди Роне, Ида знала гораздо больше, и, к своему собственному удивлению, Кристен прониклась жалостью к саксу, узнав, что во время прошлого набега викингов он потерял гораздо больше, чем она думала вначале. Он очень любил леди Рону. Но никто не знал, каковы были его чувства по отношению к леди Корлисс.

 Кузина Ройса, Дарель, вела хозяйство в его доме, но с того первого дня полностью игнорировала Кристен, оставив ее на попечение Иды. За ней было очень интересно наблюдать, потому что ее поведение отличалась крайней непоследовательностью. То она была высокомерно-снисходительной, а в следующую минуту - неуверенной в себе и беспомощной. При этом она отличалась излишней эмоциональностью. Однажды Кристен видела, как она приставала с какими-то жалобами к Ройсу, а когда он потерял терпение и ответил ей резкостью, тут же ударилась в слезы. Она могла плакать по любому, самому незначительному поводу, например, из-за нескольких неудачных стежков на своей вышивке.

 Для Кристен Дарель не представляла никакой проблемы, поскольку та предпочитала обращаться с пленницей так, словно ее вовсе не существует. Меган тоже не докучала ей, хотя какое-то время Кристен опасалась, что с ней могут возникнуть кое-какие сложности. Естественное любопытство, которое ребенок испытывал, к ней, побудило Кристен рассказать девочке о себе больше, чем следовало бы, и с тех пор она боялась, как бы это не дошло до ушей Ройса. Если бы он узнал, что у нее есть большая и любящая семья и что ее брат был одним из тех, кто погиб во время лесной стычки, то мог бы изменить свое мнение о ней, решив, что, в конце концов, она не продажная девка. Но, очевидно, Меган ничего ему не передала. К тому же Ида была совершенно права: с того первого раза она больше не приближалась к Кристен.

 Ройс также игнорировал ее или притворялся, что игнорирует. Она видела его каждый день, это было неизбежно всякий раз, когда он проходил через зал. Но в этих случаях он старался не смотреть в ее сторону. И лишь когда он располагался отдохнуть в зале, она замечала, что он наблюдает за ней.

 Кристен очень занимало его отношение к ней. Она знала, что то, кем, по его мнению, она была, вызывает в нем глубочайшее презрение. Он ненавидел ее за то, что она принадлежала к роду его заклятых врагов. И все же, несмотря на это, она чувствовала, как его влечет к ней. Ее немало забавляло то, что он так решительно боролся с этим влечением. Девушка часто чувствовала на себе его взгляд, ощущала, как жадно он следит за каждым ее движением, но стоило лишь ей поднять глаза, как он тут же поспешно отворачивался.

 Однажды, однако, Ройс не отвернулся. В тот вечер он так пристально смотрел на нее, что его собеседник вынужден был три раза окликнуть его, прежде чем тот опомнился. Заметив это, Кристен расхохоталась, и ее низкий, грудной смех донесся до ушей Ройса и привел его в ярость. Он со стуком поставил на стол кубок с медом и с таким сердитым видом ринулся вон из зала, что вызвал у слуг замешательство, а Кристен испытала огромное удовлетворение оттого, что имеет над ним такую власть.

 Кристен часто вспоминала этот эпизод. Честно говоря, она вообще часто думала о Ройсе. Сознание того, что он так страстно желает ее, кружило ей голову, наполняя ее каким-то пьянящим чувством восторга. И благодаря своей матери она знала почему.

 Бренна однажды сказала ей: “Ты сразу сможешь определить, что это твой мужчина, едва только встретишь его. Я сама сразу же поняла это и долго страдала оттого, что не хотела признаться в этом даже самой себе. Не повторяй моих ошибок, дочка. Когда ты встретишь человека, один вид которого наполнит твое сердце радостью, который при одном только приближении заставит тебя трепетать от непонятного и восхитительного чувства, знай - это и есть тот мужчина, с которым ты можешь быть счастлива, которого сможешь полюбить так, как я люблю твоего отца”.

 Ройс пробудил в Кристен интерес с той самой первой минуты, когда она увидела его. Ей доставляло неизъяснимое удовольствие смотреть на него. Когда он находился рядом, она совершенно менялась, словно все ее чувства обострялись. И свое хорошее настроение она связывала только с ним, потому что ей хотелось смеяться лишь в его присутствии. Она не была так глупа, чтобы подумать, будто влюбилась в него. Будь ее воля, она сию же минуту бежала бы отсюда. Но она достаточно хорошо знала себя, чтобы понимать - ее влечет к Ройсу Уиндхерсту, она жаждет дотронуться до него, почувствовать прикосновение его рук, узнать его так, как женщина может узнать мужчину. Это были всего лишь первые предвестники зарождавшейся любви, а она, бесспорно, не сможет не полюбить его, если пробудет здесь достаточно долго.

 Какая нелепая ирония судьбы: ни один из воздыхателей не затронул ее сердца, а тот, кто впервые пробудил в ней желание, упорно противился их взаимному влечению. Кристен не сомневалась, что если задастся целью, то совратит его. Но сочтет ли он потом долгом чести жениться на ней? Не стоило также забывать о его невесте. К тому же сама она была всего лишь пленницей, что, по сути, делало ее рабыней, как однажды ей резко указала на это Ида. И он так ненавидел ее соплеменников! Способна ли страсть, если она перерастет в нечто большее, преодолеть все это?

 Викинги предпочитали не полагаться на судьбу, они считали, что должны сами быть творцами своего будущего. Они верили, что боги наградят тех, кто смело стремится к победе. Викинги не признавали таких добродетелей, как кротость и смирение. Они боролись за то, к чему стремились. Поражение считалось позором.

 Кристен с детства твердо усвоила все это, хотя сама и была христианкой. Как христианка, она знала, что должна предоставить все Божьей воле, проявить терпение и надеяться, что Всевышний вознаградит ее за это, если на то будет его соизволение. Но как дочь викинга, она понимала, что если хочет получить Ройса Уиндхерста в мужья, то ей придется завоевать его, бросить вызов обстоятельствам, которые были против нее, бороться за свое счастье всеми доступными способами.

 Но хотела ли она его в мужья? Да, хотела. Наконец она нашла мужчину, с которым могла бы быть счастлива. И он был ее врагом. Это было бы смешно, когда бы не было столь удручающе грустно. Но она верила в свои силы. А конечный результат мог оказаться более чем достойным всех затраченных ею усилий.

 

***

 

 Час был довольно поздний. Двое из пятерых женщин, обычно готовивших еду и прислуживавших за столом, были в этот день больны, поэтому оставшимся трем пришлось работать больше обычного, и они гораздо позже закончили уборку после ужина. Поскольку одной из троих была Кристен, другие слуги сочли ниже своего достоинства помогать им, полагая, что если кто и обязан выполнять лишнюю работу, так это она.

 Но Кристен не возражала. В этот вечер Ройс задержался в зале дольше, чем обычно, и она украдкой с удовольствием наблюдала за ним, пока он играл в кости со своими людьми. По сути дела, она гораздо больше времени проводила, разглядывая его, чем убирая посуду, оставшуюся после ужина. И тем не менее пропустила момент, когда он ушел, потому что Ида как раз в это время принялась распекать ее за то, что она уделяет мало внимания своим обязанностям.

 Мало- помалу в зале все стихло, было почти темно, только возле большого очага все еще горели два факела. Слуги, раскладывали на полу свои тюфяки, устраиваясь на ночь. На кухне оставались лишь Кристен и Ида, которая подготавливала все необходимое для завтрака.

 Кристен не чувствовала усталости, но ее ступни горели, "потому что она провела большую часть дня на ногах. Так было каждый день, с той минуты, когда ее поднимали с первым лучом солнца, и до того момента, когда после ужина ее запирали в комнатушке. Но сегодня все было немного по-другому.

 Кристен сладко потянулась, но тут со стороны входной двери до нее донесся звук шагов. Она с любопытством обернулась, и ее пульс участился, когда она узнала Ройса, который направлялся не к лестнице, а в ее сторону, прямо к ней.

 Она не шевелилась и ждала, пока он приблизится. На его лице застыло напряженное, угрюмое выражение, и ее сердце забилось еще сильнее, но не от страха, а от предчувствия того, что сейчас должно произойти. Он остановился, и она лишь на мгновение удивилась, когда он схватил ее рукой за косу и с силой запрокинул ей голову. Она затаила дыхание, пока его гневный взгляд изучающе скользил по ее лицу.

 – Почему ты так стараешься соблазнить меня? - спросил он, но задал этот вопрос скорее не ей, а себе самому.

 – Разве, милорд?

 – Ты делаешь это нарочно, - обвинил он ее. - Ты знала, что я стоял у входа и наблюдал за тобой.

 – Нет, я думала, что ты уже ушел спать.

 – Лгунья! - прошипел он прежде, чем впиться губами в ее губы.

 Кристен так мечтала об этом, ей так давно хотелось почувствовать прикосновение его губ, дотронуться до него. Она ждала, что это случится, но не догадывалась, насколько действительность превзойдет все ее ожидания. Она не была готова к тому, что жгучее желание пронзит ее, словно удар молнии, потому что никогда прежде ей не доводилось испытывать ничего подобного.

 Он целовал ее грубо, не пытаясь сдерживать свою злость. Крепко держа ее за волосы, он не давал ей пошевелиться и тем не менее старался не прикасаться к ней. Это Кристен сама прильнула к нему всем телом, пока не почувствовала всю силу его желания. Это еще больше воспламенило ее. Ее не волновало, что это было совсем не то, чего он хотел, что он целовал ее помимо своей воли и, возможно, еще сильнее ненавидел за это. Она обвила его руками, нежно скользя ладонями по крепкой мускулистой спине, пока наконец не схватила его за плечи и с силой не притянула к себе.

 Она услышала, как он застонал, чувствуя ее страстный отклик, затем другой рукой обхватил ее за талию и с силой прижал к себе. Его язык проник во влажную глубину ее рта, и она приняла его, как самый ценный дар, не давая ему вырваться из ее плена. Бог мой, это было самым восхитительным, самым захватывающим ощущением, которое она когда-либо испытывала. Она бы позволила ему овладеть ею здесь, в зале, на столе, на полу - ей было уже все равно. Она хотела, чтобы он взял ее прямо сейчас, прежде чем придет в себя и остановится.

 Но он все-таки остановился, и у Кристен вырвался вздох отчаяния, когда его губы оторвались от ее рта. Он смотрел на нее, и в его глазах страсть боролась с бешенством. Она смело встретила его взгляд, но это только еще больше разозлило его.

 – Сука! Бог мой, неужели у тебя совсем нет стыда? - прорычал он, отшвырнув ее от себя.

 Кристен рассмеялась бы над этим, если бы не испытывала такого глубокого разочарования. Он обвинял ее, словно это она пришла к нему, а не он - к ней. Но это не возмутило ее, ведь она отдавала себе отчет, что намеренно спровоцировала его. Ее задело то, что он упорно отказывал им в том, чего обоим так страстно хотелось. Как он мог? Откуда он взял силы для этого, когда сама она изнывала от желания снова оказаться в его объятиях?

 Возможно, он не хотел честно признаться в том, что сейчас чувствовал, но она не отличалась подобным малодушием.

 – Мне нечего стыдиться того, что я хочу тебя, - мягко произнесла она.

 – Или любого другого мужчину! - с жестокой насмешкой бросил он ей.

 – Нет, только тебя. - Она улыбнулась, когда он недоверчиво фыркнул. Потом умышленно добавила дразнящим тоном:

 – Мы созданы друг для друга, Ройс. Постарайся смириться с этой мыслью. Рано или поздно, ты признаешь это.

 – Тебе никогда не удастся включить меня в число своих любовников, женщина, - решительно заявил он.

 – Очень хорошо, милорд, если таково твое желание, - ответила она, пожав плечами и преувеличенно громко вздохнув.

 – Не желание, а правда, - настаивал он. - И прекрати заманивать меня своими уловками.

 Услышав это, Кристен не смогла удержаться от смеха.

 – Какими уловками, милорд? Я виновата лишь в том, что смотрю на тебя, может быть, чаще, чем следовало бы, но мне очень трудно удержаться. В конце концов, ты здесь самый красивый мужчина.

 У него даже перехватило дыхание.

 – Господи, неужели все норвежские шлюхи так бесстыдно откровенны?

 Ее слишком часто называли шлюхой. Она не смела отрицать это, потому что хотела, чтобы он овладел ею в порыве страсти, а не из мести, как он, несомненно, поступит, узнав, что она невинна. Но то, что он обозвал ее шлюхой сейчас, после того, что произошло между ними, больно задело ее.

 – Я не знакома ни с одной шлюхой, поэтому не знаю, что ответить на это, - не сумев скрыть своего гнева и обиды, отрезала Кристен. - То, что ты называешь бесстыдством, я называю честностью. Ты предпочел бы, чтобы я солгала тебе, сказав, что ненавижу тебя, что мне претит один лишь твой вид?

 – Как я могу не вызывать у тебя ненависти? Я сделал тебя рабыней. Я надел на тебя кандалы, а я знаю, как это невыносимо для тебя.

 – Может быть, ты поэтому до сих пор заставляешь меня носить их, зная, как они мне ненавистны? - подозрительно спросила она.

 Он не потрудился ответить на это.

 – Я думаю, ты ненавидишь меня и хочешь отомстить, специально соблазняя меня, чтобы заставить поддаться своим чарам.

 – Если ты действительно так думаешь, сакс, тогда никогда не примешь то, что я готова дать тебе по доброй воле, и мне очень жаль. Я ненавижу свои кандалы, но не тебя. А оказаться в рабстве - это не внове для моей семьи, - загадочно добавила она. - Если бы я думала, что навсегда останусь рабыней и буду всю жизнь носить оковы, тогда действительно, может быть, я бы и возненавидела тебя.

 – Значит, ты надеешься убежать отсюда? Ее глаза сузились.

 – Я больше не стану говорить тебе, на что надеюсь, не стану говорить тебе правду, раз ты мне не веришь. Можешь думать, что тебе хочется.

 Кристен отвернулась от него, напряженно ожидая, когда он уйдет. Но он не торопился. Она решила, что он пытается справиться с новым приступом бешенства из-за того, что она посмела так дерзко дать ему понять, что их беседа закончена. Но она испытала бы немалое удовлетворение, если бы знала, что, утратив на какую-то долю мгновения осторожность, он позволил своему страстному томлению отразиться в обращенном к ней взгляде.