• Вайоминг, #3

Глава 19

 

 Мучительно обдумывая случившееся почти неделю, Касси пришла к заключению, что Ангел поцеловал ее лишь потому, что был зол. Прежде всего он страдал из-за больной руки, так как не мог теперь как следует владеть оружием. И скорее всего винил ее за то, что вступил в драку с Морганом.

 Если ее догадки были справедливы, то все вставало на свои места. В тот день, когда Касси наступила ему на ногу, он сказал, что она поплатится за это и он стребует с нее поцелуй. Снова рассердившись на нее, Ангел, наверное, вспомнил про свою тогдашнюю угрозу и решил осуществить ее. В конце концов, как еще он мог выразить свое негодование? Не накричать же на нее? Не мог он и уехать, поскольку находился здесь не ради нее, а ради Льюиса Пикенса.

 В этом был какой-то смысл. Но совершенно не было смысла в том, что он мог увлечься ею. Мужчины просто-напросто никогда не желали ее, только и всего. Даже те двое, которые вроде бы ухаживали за ней дома, никогда не давали понять, что влюблены. Хотели же они прежде всего заполучить дом, ранчо и многочисленное стадо. Морган вел себя по-другому, но она довольно быстро поняла, что все его чувства — просто-напросто притворство, а интересует его, как и всех прочих, прежде всего ее богатство.

 А вот их отношения с Ангелом с самого начала казались странными. В них не было и намека на корысть. К тому же его совершенно не интересовало ни земледелие, ни скотоводство. Раздумывая обо всем этом, Касси приходила к выводу, что не должна придавать особого значения той ночи, когда в дом проник Слэйтер. Тогда она была слишком напугана случившимся и сама бросилась на шею Ангелу в поисках защиты. Он, наверное, подумал, что она просит утешить ее, и был настолько любезен, что сделал это. И разве она сама не посчитала свое тогдашнее поведение распутным? По-другому оценивала теперь Касси и те глупости, которые он болтал той ночью, когда пришел пьяным. Тогда он был просто не в себе.

 И словно подтверждая ее рассуждения, со времени последнего поцелуя Ангел не сказал об этом ни слова и вел себя так, словно этого никогда и не было. Он просто молча сопровождал Касси, когда она выходила из дома, что случалось не так уж часто, поскольку она старалась избегать его и даже стала обедать в другое время, чтобы не встречаться с ним в гостиной, как это происходило раньше.

 Но гораздо больше Касси беспокоило другое: она не раз ловила себя на мысли, что ей хотелось бы, чтобы все эти рассуждения оказались ложными. Совершенная глупость, но она ничего не могла поделать с этим. Не "могла она и заставить себя не вспоминать об их последнем поцелуе и очень жалела, что под конец так испугалась. Если бы она тогда не оттолкнула его…

 Целый вихрь противоречивых чувств кружил ей голову. Она очень нуждалась в собеседнике, в человеке, с которым могла бы поговорить и который помог бы ей разобраться во всем этом. Будь она дома, непременно отправилась бы к Джесси Саммерс. Но здесь ее единственной близкой подругой была Дженни, но и та, даже если бы Касси и сумела перемолвиться с ней словечком, была чересчур молода, чтобы дать разумный совет. К тому же Дженни и сама нуждалась в помощи, гораздо больше, чем Касси.

 Каково же было удивление Касси, когда Дженни Кэтлин после обеда появилась у нее в доме. Еще большее изумление вызывал вид подруги — девушка выглядела так, словно побывала в изрядной передряге. Ее светлые волосы были в совершенном беспорядке, точно она долго скакала верхом, одежда измята до такой степени, будто она с неделю не переодевалась. Рассказывая о своей сестре, Бак отнюдь не преувеличивал — голубые глаза Дженни покраснели и припухли.

 Касси увлекла ее в гостиную и усадила в кресло. Но Дженни, едва присев, тут же вскочила и принялась метаться по комнате, точно зверь в клетке.

 Касси совершенно не представляла, какими словами можно утешить подругу после всех несчастий. А ведь причиной этих несчастий была она, Касси! Она, конечно, могла сказать: «Мне очень жаль», — но это звучало слишком банально. И все же Касси пробормотала что-то невнятное, какие-то слова сожаления о случившемся. Дженни в ответ лишь отмахнулась. Остановившись у окна, выглянула во двор.

 — Твоя мама не знает, что ты здесь? — догадалась Касси.

 Дженни молча кивнула и снова принялась расхаживать по комнате.

 — Мне удалось ускользнуть, когда они с Баком поехали в город по делам.

 — Она сурово с тобой обходится?

 — Не говоря уж о том, что смотрит на меня так словно я вонзила ей нож в спину.

 Касси, невольно вздрогнув, напомнила:

 — Ты же знаешь, такое нелегко забыть.

 — Знаю.

 — Тогда в чем дело?

 Дженни провела ладонью по животу и залилась слезами. У Касси еще не было опыта, необходимого для понимания подобных жестов.

 — Дженни, что случилось?

 Снова погладив свой живот, Дженни простонала:

 — Я беременна! У меня будет ребенок! Касси замерла от неожиданности. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла произнести:

 — Ты уверена?

 — Уверена уже с месяц. Что же мне делать? Я не могу рассказать об этом маме. Достаточно и того, что я тайком вышла замуж за Маккейли, а теперь еще и ребенок… Она, наверное, просто выгонит меня из дому.

 — Не посмеет…

 — Еще как посмеет!

 — Нет, ты ошибаешься. Но если все же что-то подобное случится, ты можешь жить у меня.

 Эти слова не успокоили Дженни. Ее всхлипывания стали даже громче.

 — Я не хочу жить у тебя. Я мечтаю жить с Клеем, но он этого не хочет!

 Касси невольно почувствовала облегчение. По крайней мере она оказалась права в отношении чувств Дженни. Скорее всего не ошиблась она и в отношении Клейтона. Но разве это утешение? Ведь их родителям не было никакого дела до чувств детей. Конечно, и она, Касси, виновата в случившемся, хотя не только она… Дженни могла совершенно искренне тянуться к своему мужу, но положение оставалось абсолютно безнадежным, поскольку ее муж был слишком слабовольным, чтобы восстать против деспотичного отца.

 Касси вздохнула:

 — Дженни, почему же все пошло наперекосяк? Вы с Клейтоном были так счастливы, когда отправлялись в Остин. Дженни наконец опустилась в кресло и призналась:

 — Мы каким-то образом разговорились о том, кто кого полюбил первым. Он сказал, что даже не обратил бы на меня внимания, если бы ты не сказала ему, что я влюбилась в него. Эти слова привели меня в ужас, и я сказала ему всю правду: что я даже не подумала бы о нем, если бы ты не сказала мне, что он меня любит. Тогда он пришел в ярость. Сказал, что его провели. Я думаю, он уже тогда боялся отца, ему страшно было представить, что скажет его отец, когда мы появимся у них дома.

 Касси ничуть не удивилась бы, если бы истинной причиной случившегося оказалось бы именно это. Она прикидывала, надо ли говорить Дженни, что Клейтон скорее всего уже жалеет о том, что выгнал ее. Ведь это могло еще больше запутать ситуацию.

 — Знаешь, я думаю, что Клейтон сейчас страдает так же, как и ты, — сказала она наконец.

 Дженни внезапно выпрямилась в кресле. Глаза ее округлились. Она с надеждой взглянула на подругу:

 — Откуда ты это знаешь?

 — Я случайно столкнулась с Морганом несколько недель назад. Он сказал, что его брат забросил все дела, так как совершенно не в себе с тех пор, как вернулся из Остина. И еще Морган упомянул, что Клейтон стал заговаривать о своих правах и собирается забрать тебя, но Маккейли-старший выбил из него эти мысли кнутом.

 Дженни снова вскочила на ноги — на этот раз в ярости.

 — Как же я ненавижу этого старика!

 Касси не стала с ней спорить, только заметила:

 . — Твоя мама поступает не лучше, но ведь ты не испытываешь к ней ненависти.

 — Кто тебе это сказал?

 — Уймись, Дженни, вся эта история началась с ненависти. Возможно, только любовь способна положить конец вражде.

 Дженни остановилась посреди комнаты, в изумлении глядя на подругу.

 — Если ты в самом деле так считаешь, то это только мечты. Но я не держу на тебя зла за то, что ты сыграла роль свахи. До того, как мы разругались в нашу брачную ночь, все было просто чудесно. И я не жалею, что ношу его ребенка. Я просто не знаю, как мне жить дальше. — Слезы снова полились из ее глаз. — Я совершенно не хочу быть соломенной вдовой.

 — Тогда и не становись ею. Ведь твоя мать не может за тебя подписать заявление о разводе, Дженни. Не подписывай его и ты.

 — Она заставит меня.

 — А может, и нет. Разве тебе не приходило в голову, что этот ребенок может заставить ее передумать? Он же станет первым ее внуком. Как и Маккейли-старшего.

 Дженни вздохнула:

 — Ты не понимаешь всего, Касси. Ненависть слишком глубоко сидит в них. Только смерть может положить конец этому.

 Касси не очень-то на это надеялась.

 — К сожалению, я не могу тебе помочь…

 — Я знаю, ты не можешь ничего для меня сделать, Касси. И я должна вернуться домой до того, как меня хватятся и Бак пошлет работников на поиски. Мне просто надо было с кем-нибудь поговорить. Спасибо тебе.

 Касси кивнула — она прекрасно понимала подругу. Ее собственные проблемы представлялись теперь ничтожными. По крайней мере она не носила ребенка от человека, которого ее родители не желают признавать. Но Касси терзала мысль о том, что через неделю ей предстояло уехать, Дженни же придется расхлебывать ту кашу, которую заварила она, Касси.

 Провожая подругу, она сказала:

 — Хотела бы я оказаться вместе с твоей мамой и Маккейли-старшим в этой комнате, чтобы вдолбить в их головы немного здравого смысла.

 — Они ни за что не останутся вместе в одной комнате.

 — Тогда я закрою их на ключ. Дженни невольно рассмеялась:

 — Это тоже ни к чему хорошему не приведет — они наверняка перестреляют друг друга.

 — Или будут вынуждены решить дело полюбовно.

 — Это было бы чудесно, Касси, но не обольщайся — это фантазии.

 Касси никогда не имела ничего против фантазий, но сейчас с ней под одной крышей жил совершенно лишенный воображения Ангел. Закрывая за Дженни дверь, она уже мечтала…

 — Даже и не думайте об этом, — раздался у нее за спиной негромкий голос.

 Резко обернувшись, Касси увидела Ангела, сидевшего на нижней ступени лестницы. На голове его красовалась низко надвинутая на глаза шляпа. Он снова облачился в свой желтый плащ и повязал на шею черный платок. Ангел явно собирался уходить или, возможно, только что пришел. Что же он успел услышать из их с Дженни разговора? Касси приподняла бровь, изображая удивление.

 — Даже не думать о чем?

 Взгляд его свидетельствовал о том, что услышал он вполне достаточно.

 — О вмешательстве в чужие дела. Я застал вас на месте преступления, и мне следовало бы поступить так, как когда-то поступал ваш отец, — хорошенько вас выпороть. И не прикидывайтесь невинной овечкой, или я и в самом деле возьмусь за ваше воспитание. Уверяю, у меня это неплохо получится. Мне будет достаточно даже тех нескольких дней, которые вам предстоит здесь провести.

 — Почему вы решили, что я собираюсь уезжать?

 — Очень скоро нас с вами здесь не будет. А пока дом стоит на своем месте, вы живы и здоровы, и я успел пристрелить всего одного человека. По-моему, у нас все в порядке. Так что погодите вмешиваться в чужие дела до тех пор, пока не приедете домой, где за ваши фокусы будет отвечать ваша мать. Думаю, у нее большой опыт в этих делах.

 Касси шагнула к Ангелу, горя желанием влепить ему пощечину. Однако смелости хватило лишь на то, чтобы, остановившись перед ним, смерить его презрительным взглядом.

 — Если вы помните, я не звала вас сюда. Более того, я прекрасно помню, как просила вас уехать отсюда. А поскольку мои соседи утихомирились — не понимаю, зачем вам здесь оставаться.

 — Что вы хотите этим сказать?

 — Что вы сделали то, для чего явились сюда, и вам следует подумать об отъезде — желательно уже сегодня. Таково мое мнение.

 — Вы полагаете, кого-то интересует ваше мнение? Ангел проговорил это, поднимаясь перед ней во весь рост. Она невольно отступила, по-прежнему глядя на него в упор. Но он еще не закончил.

 — Я останусь, Касси, до тех пор, пока здесь не появится ваш отец либо пока я не увижу, что вы собираете свои вещи, чтобы покинуть эти края. А до этого никакого вмешательства в чужую жизнь. Вам понятно?

 Сама себе удивляясь, она утвердительно кивнула:

 — Да, разумеется. Я плохо бы знала вас, если бы ждала от вас сочувствия ко мне или жалости к молодым людям, которые полюбили друг друга. У вас нет сердца!

 С этими словами она повернулась и исчезла в гостиной. Он стоял, глядя ей вслед и тихонько посмеивался. Смелость вернулась к ней как раз в тот момент, когда он менее всего этого ожидал. Черт побери, ведь именно это ему в ней и нравилось.

 — О, эта штука у меня как раз имеется, моя милая, — проговорил он задумчиво. — Но к счастью, она защищена такой броней, которую тебе не пробить.