• Вайоминг, #3

Глава 26

 

 Они вошли в амбар, и Ангел тотчас же протянул Касси нож. Она взглянула на Ангела с упреком — в амбаре горело несколько фонарей, поэтому сразу стало ясно, для чего нужен нож.

 Он пожал плечами:

 — Неужели ты в самом деле думала, что они будут сидеть тут и спокойно дожидаться тебя?

 — Думаю, нет, но все же это не располагает к спокойному обмену мнениями.

 — Иначе мне не удалось бы собрать их здесь.

 — Так что, теперь мне только остается перерезать им глотки?

 Он не удержался от улыбки:

 — Можешь попытаться.

 Касси тоже улыбнулась и принялась перерезать веревки, опутывавшие пленников. Мать помогала дочери — Ангел отобрал у Катарины револьвер, но охотничий нож, который она прятала за голенищем сапога, по-прежнему оставался при ней. Катарина освободила всех Маккейли, Касси же направилась сразу к Дженни.

 — Прости меня за это, — сказала она, перерезая веревку, стягивавшую запястья подруги.

 — Но что происходит?! — воскликнула Дженни, освободившись от кляпа.

 — Я как-то сказала, что хотела бы собрать всех вас вместе, вот Ангел и постарался…

 — Это не поможет, Касси.

 — Надеюсь, ты ошибаешься. А пока не займешься ли ею? — Касси кивнула на Дороги.

 Дороги же, похоже, была не столько разгневана, сколько смущена — ведь Ангел вытащил ее прямо из постели. На ней была лишь ночная рубашка; ее светло-русые волосы рассыпались по плечам. Впрочем, Дороти постоянно испытывала чувство неловкости, ибо выглядела намного моложе своих лет, будучи при этом полноправной хозяйкой дома и пользуясь непререкаемым авторитетом. Однако существовало еще одно обстоятельство, о котором она даже не подозревала, — Маккейли-старший не мог оторвать от нее взгляда.

 Его тоже вытащили прямо из постели, и потому он щеголял в розовых подштанниках, хотя это, конечно же, совершенно не могло смутить человека его склада. Глава клана Маккейли обливался потом лишь от сознания того, что оказался в амбаре без оружия, в то время как Ангел стоял перед закрытой дверью, скрестив на груди руки, всем своим видом выражая полнейшее безразличие к тому, что, возможно, произойдет; «кольт» же Ангела, выставленный на всеобщее обозрение, говорил сам за себя.

 Единственными отсутствовавшими представителями семей Маккейли и Кэтлинов были Бак и Ричард, кутившие в компании отчаянных парней, с которыми Ангел не хотел пока связываться. Фрейзер, глядя на вошедших, глуповато посмеивался, но именно он первым из мужчин обрел дар речи.

 — Я помог вам, Касси. Теперь все станет куда интереснее, поскольку сейчас вы сами к нам пришли.

 Шуточки Фрейзера всегда выводили ее из себя. Разозлилась она и на этот раз.

 — У меня нет настроения развлекать вас, Фрейзер.

 — Думаю, вы просто ничего не можете с этим поделать? Она не удостоила его ответом. Это сделал за нее Маккейли-старший.

 — Заткнись, Фрейзер, — велел сыну отец. Затем обратился к Касси со всей воинственностью, на которую был способен:

 — Что вы задумали на этот раз, девушка?

 Катарина, заканчивая возиться с веревками Моргана, сурово взглянула на него и сказала:

 — Следите за своим тоном, когда обращаетесь к моей дочери, мистер.

 — Ваша дочь? Ладно, это ничего не меняет. Вы несколько опоздали, леди, надо было раньше присматривать за своей дочкой. Вам, черт возьми, давно бы следовало…

 Маккейли-старшему не удалось договорить.

 — Следите за своими выражениями, когда разговариваете с моей женой и моей дочерью, — сказал Чарльз. Он подошел к Маккейли-старшему и влепил ему увесистую затрещину.

 Гигант отшатнулся и тряхнул головой. Затем взглянул на отца Касси с выражением удивления и укоризны на лице:

 — За что, Чарльз? А я-то думал, мы с тобой друзья.

 — После того, что ты сделал с моей дочерью? Считай, что тебе очень повезет, если я не разорву тебя на куски.

 — А что мне оставалось делать, если она задумала такое?..

 Услышав эти слова, Фрейзер повалился на охапку сена и зашелся в беззвучном смехе. Касси, возмущенная его весельем, хотела что-то сказать, но передумала. Она надеялась, что ей удастся поговорить с отцом до объяснения с Маккейли-старшим. Но теперь, раз уж разговора не получилось, надо было срочно предотвратить драку между отцом и Маккейли-старшим.

 — Папа…

 Он не услышал слов дочери, потому что как раз в этот момент говорил:

 — Что она задумывала, не имеет никакого значения, Маккейли, и ты прекрасно понимаешь это.

 Маккейли-старший поднял руку, когда Чарльз сделал еще шаг в его сторону:

 — Погоди, погоди, Чарльз. Я ведь не хочу обижать тебя.

 Касси показалась странной, необычная сдержанность Маккейли-старшего. И столь же странной казалась горячность отца; он даже не пытался скрыть свой гнев. Чарльз снова занес кулак, Маккейли-старший приготовился уклониться от удара, а Ангел выстрелил в потолок над их головами.

 Облако пыли и щепок окутало обоих мужчин, повернувшихся, как и все остальные, ко входу в амбар. В этот момент Ангел с невозмутимым видом опускал револьвер в кобуру.

 — Я искренне жалею о том, что испортил вам удовольствие, — проговорил он, — но, если кто-нибудь из вас захочет решить дело силой, я намерен воспрепятствовать этому.

 Взглянув в глаза Чарльзу, он добавил:

 — Если бы то, что сделал Маккейли, заслуживало наказания, то я бы уже пристрелил его, так что пусть он говорит, мистер Стюарт. А Касси сейчас находится под моим покровительством, а не под вашим, и она желает сказать всего несколько слов этим людям.

 Чарльз опустил руку и нехотя кивнул. Однако бросил на Маккейли-старшего взгляд, ясно говорящий: «Мы с тобой еще поквитаемся». Тем временем Катарина приблизилась к Касси.

 — Кажется, вы с этим молодым человеком не обо всем мне рассказали до того, как пригласили составить вам компанию, — сказала она. — Ты не хочешь сообщить мне, чем так разгневан твой отец и почему этот… наемник считает, что именно он отвечает за тебя?

 — Он мой муж, — прошептала Касси.

 — Кто? — ужаснулась Катарина.

 — Пожалуйста, мама, сейчас не время для объяснений.

 — Да нет уж, самое время!

 — Мама, ну пожалуйста!

 Катарина могла бы еще многое сказать, но выражение лица дочери остановило ее. На лице ее была не мольба, что, с точки зрения матери, было бы вполне естественно, но упрямая решимость, с которой Катарина прежде не сталкивалась. Касси не желала сейчас говорить на эту тему, и мать не смогла бы ее переубедить.

 Впрочем, Катарина не собиралась потакать такому поведению дочери, но решила на время оставить этот разговор.

 — Ну ладно, но, когда здесь все закончится, мы все обсудим.

 — Конечно, — заверила ее Касси. Повернувшись к Маккейли-старшему и Дороти, она глубоко вздохнула и заговорила:

 — Еще не так давно я хотела извиниться перед вами, а теперь уже не собираюсь делать этого. Но знайте: мои намерения были самыми добрыми. Я считала, что брак между двумя членами ваших семей положит конец многолетней вражде. Так и случилось бы, но вы не захотели этого, разве не так? Нелепость ситуации заключается в том, что вы воспитали своих детей для ненависти, а они понятия не имеют, зачем им ненавидеть друг друга. Почему же вы им это не объяснили?

 Маккейли-старший густо покраснел. Дороти отвернулась, явно демонстрируя нежелание говорить как о причинах старой вражды, так и на любую другую тему.

 Касси вздохнула:

 — Вот и сейчас вы проявляете высшую степень упрямства, но разве вы не видите, что такое упрямство вредит даже вашим детям — по крайней мере Дженни и Клейтону? Если бы вы оставили их в покое, то у них мог бы сложиться счастливый брак. Разве вы не видите, что они оба несчастны?

 — Мой мальчик не несчастен, — выпалил Маккейли-старший. — И у меня нет никакого желания выслушивать ваши упреки, девушка, так что велите этому вашему мужу открыть дверь.

 — Разговор еще не закончен, мистер Маккейли. Вы силой заставили меня выйти замуж. Я силой заставлю вас выслушать меня.

 Маккейли-старший повернулся к ней спиной. Касси в досаде стиснула зубы. Но она знала, с кем имеет дело. Ей еще не приходилось встречать столь упрямого человека, столь нетерпимого к чужому мнению, столь самоуверенного. Но пока она соображала, какими доводами можно пробить броню его упрямства, вдруг заговорила Дороги Кэтлин, и в ее голосе звучало искреннее удивление:

 — Маккейли, прекрати. Ты снова за свое? Хочешь повторить ту же идиотскую ошибку?

 — Но, Дороти, — начал было Маккейли-старший, явно пытаясь заставить ее замолчать. Однако Дороти перебила его:

 — И не пытайся заткнуть мне рот, ты, проклятый сукин сын! Попробуй отрицать, что ты устроил еще один брак под дулом револьвера. Ну, говори!

 — Черт возьми, это совсем разные вещи, — возразил Маккейли-старший. — Она сама сказала, что он ее жених.

 — И ты ей поверил? — насмешливо воскликнула Дороти. — Сама воплощенная невинность — и безжалостный убийца?

 Ангел напрягся всем телом. Касси похолодела. Сыновья Маккейли в изумлении уставились на спорящих мужчину и женщину; даже Фрейзер на сей раз не находил во всем происходящем ничего смешного. Дженни Кэтлин явно нервничала — некоторые вещи, о которых она слышала уже много лет, представали в новом свете.

 — Что ты хочешь сказать этим… снова, ма? — спросила она, отходя от Клейтона — никто не потрудился развязать его, и ей пришлось сделать это самой. Дженни приблизилась к матери. — Кого еще он насильно женил?

 Дороти смутилась:

 — Это не важно…

 — Неужели? Ведь это была ты, не правда ли?

 — Дженни…

 Но Дженни уже перешла в наступление:

 — Я хочу знать, почему я не имею права жить со своим мужем, мама. Ты придумывала разные отговорки всякий раз, когда я спрашивала об этом, но теперь не выйдет. Это была ты, не правда ли? И именно из-за этого началась ваша вражда?

 Дороти обратила к Маккейли-старшему взгляд, полный мольбы о помощи. Заметив это, Дженни взорвалась:

 — Черт возьми, я имею право знать! Мой ребенок имеет право знать!

 — Твой ребенок?

 Три человека одновременно задали этот вопрос. Клейтон издал сдавленный возглас и бросился к Дженни, заключив ее в объятия. Та не имела ничего против. Временами ей уже казалось, что она так и не сумеет рассказать мужу о грядущем событии. И в его радости растворились все ее страхи — теперь она не беспокоилась о том, как к этому отнесутся их родители.

 — Ребенок, — пробормотал Маккейли-старший и опустился на деревянный ящик, переваривая новость. — Это все меняет.

 Тут он заметил испуганный взгляд Дороги и улыбнулся:

 — Ты слышала, Дороги? Теперь у нас будет общий внук. Дороги прищурилась:

 — А кто сказал хоть слово про то, что он будет общим? Твоему внуку придется жить у нас.

 — Как бы не так! — вскочил на ноги Маккейли-старший. — Твоя дочь родит ребенка в моем доме, либо я…

 Он замолчал, не находя угрозы, достаточно веской в данных обстоятельствах.

 Дороти не преминула воспользоваться паузой:

 — Таково-то твое гостеприимство? Маккейли-старший пропустил эти слова мимо ушей и заявил:

 — Место жены рядом с ее мужем.

 Дороти приблизилась к нему и так сильно ткнула пальцем ему в грудь, что он отшатнулся и снова опустился на деревянный ящик.

 — Вовсе нет, если она с ним разведена.

 — Черт возьми, Дотти, ты же не сможешь…

 — Это я-то не смогу?

 — Помолчите-ка оба, — сказала Дженни, чуть отстраняясь от Клейтона, который все же не убрал руку с ее талии, явно давая этим понять, что теперь они выступают единым фронтом. — Где я буду рожать моего ребенка — это мое дело, я могу и не захотеть рожать его в Техасе, если не получу ответов на кое-какие вопросы. Скажи мне правду, мама, и не пытайся больше отделываться отговорками.

 Дороти повернулась к дочери. Маккейли-старший бурчал за ее спиной:

 — И где только она набралась таких слов?

 — А как ты думаешь? — спросила Дороти так тихо, словно хотела, чтобы слышал только он один. Она расправила плечи и мучительно подыскивала слова для объяснения. — Мы любили друг друга, этот старый олух и я.

 Это оказалось чересчур даже для Фрейзера: судя по выражению его лица, теперь ему было не до смеха — он громко выругался. Морган, подавшись вперед, ткнул брата кулаком в грудь, чтобы тот замолчал. Но это не помогло, поэтому Клейтон повернулся и добавил ему от себя.

 Фрейзер на время успокоился. И тут Дженни воскликнула:

 — Только не ты и он!

 — Да, именно я и он, — печально ответила Дороги. — Так вы хотите слушать или нет?

 — Я больше не буду тебя перебивать, — заверила Дженни.

 — Мы собирались пожениться…

 — Ты и он?

 — Дженни!

 — Ой, мама, я не могу удержаться! Ты же ненавидишь этого человека.

 — Так было не всегда, — возразила Дороти. — Когда-то я застрелила бы этого сукина сына, если бы он только взглянул на другую женщину. Но к несчастью, он ревновал меня еще сильнее, чем я его. И вот однажды он пришел к нам и увидел, что я сижу на лавочке с одним из наших надсмотрщиков. Недом Кэтлином. А я как раз погладила его по руке, потому что он рассказывал мне о смерти своей матери и чуть ли не плакал. Маккейли тут же пришло в голову невесть что, он отправился в город и так напился, что, вернувшись вечером, силой привел нас с Недом в церковь, где заставил обвенчаться. Он вбил себе в башку идиотскую мысль сделать меня в один день женой и вдовой, но потом, закончив связанную с женитьбой часть своего плана, протрезвел. К тому же Нед оказался вовсе не против жениться на мне. Вскоре он стал управляющим и получил долю в доходах с ранчо. Он не хотел давать мне развод, хотя и знал, что я не люблю его и никогда не любила. Но этим дело не кончилось. Маккейли непрерывно пил — месяца два, а потом, когда повстречался с Недом в городе, выстрелил в него. Конечно, будучи пьяным, он не попал бы и в стену амбара. Но Нед с перепугу тоже выстрелил. Ему повезло больше, и он не промахнулся.

 — Ты считаешь везением, что он ранил меня в ногу? — перебил ее Маккейли-старший.

 Дороги, не обращая на него внимания, продолжала:

 — Маккейли, протрезвев, стал думать об убийстве моего мужа уже всерьез. Нед к тому времени понял, что, поскольку я не желаю жить с ним, ему лучше убраться отсюда. Поэтому, прежде чем уйти, он вытянул из моего отца кучу денег — вполне достаточно для того, чтобы привлечь Маккейли к суду. Но это еще больше разозлило упрямца Маккейли. Вот он и женился на моей лучшей подруге, думая досадить мне. И должна признаться, это ему удалось. Я пришла в ярость, когда узнала, что молодая жена тут же забеременела от него. У меня был муж, который не хотел давать мне развод, а у Маккейли начала складываться настоящая семья. Именно тогда я возненавидела его. Что же до Неда, то он показывался домой только тогда, когда у него кончались деньги. И никогда надолго не задерживался, потому что, сделай он это, о нем тут же узнал бы Маккейли и снова началась бы стрельба.

 — Я помню, как он всегда торопился уйти, — сказала Дженни, на этот раз гораздо спокойнее. — Но почему же ты никогда не рассказывала нам, что он был таким подлецом?

 — Потому что у меня имелись причины быть благодарной ему, Джен. Да, он не часто появлялся здесь, но каждый раз, уходя, оставлял меня с ребенком. А это ранчо и вы, мои дети, — это все, что у меня осталось в жизни. Кроме того, он никогда не стал бы таким алчным, если бы не видел перед собой пример — я говорю про Маккейли. До этого он был отличным работником.

 Когда она закончила, воцарилось тягостное молчание. И первым его нарушил Маккейли-старший:

 — Боже, а я помню все по-другому. Дороги. Она взглянула на него с презрением:

 — Меня это ничуть не удивляет. Ты почти все время был пьян и вряд ли что запомнил.

 — Ну, если все и в самом деле было так, как ты говоришь, то, думаю, мне надо бы извиниться перед гобой. Нисколько не удивившись, Дороги спросила:

 — Ты это серьезно?

 Было заметно, что Маккейли-старший чувствовал себя очень неловко.

 — Тебе не кажется… э… может быть, мы могли бы забыть все это и начать сначала?

 — Нет.

 Он вздохнул:

 — А я другого мнения.

 — Но ты мог бы пригласить меня завтра вечером поужинать в городе, и там мы бы все обсудили.

 И тут Фрейзер, не удержавшись, снова расхохотался. Маккейли-старший стащил с ноги сапог и швырнул в своего старшего сына.

 Дороти заметила:

 — Ты как-то странно воспитал его, Маккейли.

 — Да знаю я, — пробурчал тот в ответ. — Этот малый будет смеяться даже на собственных похоронах. Ладно, пойдем, Дороти, я провожу тебя до дома, как в давние времена…

 Он повернулся к Касси:

 — Вы хотите заставить нас выслушать что-нибудь еще, девушка?

 Касси не могла сдержать улыбки:

 — Нет, сэр. Думаю, я уже сделала здесь все, что смогла.

 Ангел открыл дверь амбара и отступил на шаг в сторону. Холодный ночной воздух ворвался в амбар. Маккейли-старший в одном сапоге двинулся к выходу. У самой двери задержался и с уважением посмотрел на Ангела.

 — Похоже, мы с вами теперь в расчете, — сказал он.

 — А мне кажется, что теперь долг за вами, — ответил Ангел.

 Маккейли-старший улыбнулся:

 — Может быть, и так. Но удовлетвори мое любопытство, сынок. Как получилось, что тебя зовут Ангелом Смерти?

 — Возможно потому, что никто не вышел победителем из схватки со мной.

 Маккейли-старшему такое объяснение пришлось по душе, и он, продолжая улыбаться, вышел из амбара. Но его сыновья удалялись без улыбок, стараясь держаться на почтительном расстоянии от Ангела. Дженни подошла к Касси, чтобы обнять ее:

 — До сих пор не могу поверить, что все наконец устроилось. Но так или иначе спасибо тебе, Касси.

 — Ты же знаешь, что говорят о любви и ненависти. Чаще всего эти чувства идут рядом.

 — Знаю, но все же удивительно — мама и Маккейли? Девушки улыбнулись.

 — Береги себя, Дженни, и свою новую семью.

 — Обязательно. Но теперь, когда все изменилось, ты не должна уезжать.

 — Придется, уж если здесь оказалась моя мама. Ты не можешь себе представить, что начнется, если они с папой будут жить под одной крышей.

 — Но ведь ты этой ночью просто настоящая волшебница. Почему бы тебе не сотворить еще одно чудо?

 — Очень хотелось бы… Но я боюсь вмешиваться в дела своих родителей.

 — Ладно, тогда хотя бы пиши мне, — Непременно.

 Дженни подбежала к Клейтону, который ждал ее у выхода из амбара. Они вышли, держась за руки. Вспомнив, что ей самой предстоит нелегкое объяснение, Касси тяжко вздохнула. Она поискала глазами родителей и увидела, что мать встает с охапки сена, на которой сидела. Отец облокотился было о клетку, в которой обычно путешествовала Марабелла, но тут же выпрямился и подошел к дочери.

 — Как приятно сознавать, что не только у меня все наперекосяк, — с усмешкой заметила Катарина, тоже направляясь к Касси.

 — У твоей матери нет чувства сострадания, можешь так ей и сказать, — проговорил Чарльз.

 Касси промолчала. Больше всего на свете ей хотелось побыстрее улизнуть от родителей, чтобы подольше сохранить в душе радость победы. А ведь ей еще придется успокаивать свою вспыльчивую мать… Не переставая думать об этом, Касси поспешила к Ангелу.

 — Спасибо тебе… — заговорила она, но он перебил ее.

 — Дело еще не закончено.

 — Не закончено?

 — Нет, — убежденно ответил он и преградил родителям Касси выход из амбара.

 — Двадцать лет назад вы заключили перемирие в вашей семейной войне, — обратился он к ним. — Может быть, вам уже пора поговорить и о мире? Не хотите ли вы задержаться здесь еще на какое-то время?

 — Нет, черт побери, — ответила Катарина.

 — Охотно, — сказал Чарльз.

 Катарина скорчила кислую гримасу, а Ангел улыбнулся.

 Отец жестом предложил Касси и ее мужу выйти из амбара и закрыл за ними дверь.

 Разумеется, Катарина тут же забарабанила в дверь, требуя немедленно выпустить ее. Касси в ужасе смотрела на Ангела — он с невозмутимым видом водворил на место деревянную планку, запирая ее родителей в амбаре.

 — Тебе не следует этого делать, — запротестовала она.

 — Уже сделал.

 — Но…

 — Прекрати, Касси. Похоже, что пребывание в запертом амбаре освобождает людей от самого дурного, что в них есть. Теперь очередь твоих родителей. Предоставим им возможность найти общий язык.

 — Или убить друг друга. Улыбнувшись, он заключил ее в объятия.

 — Но где же твой оптимизм, который заставлял тебя вмешиваться в чужие судьбы?

 Она не знала, что ответить. Ангел поцеловал ее. Целовал страстно и долго. И Касси была так счастлива, что, когда он оторвался от ее губ, она даже не заметила, что крики, доносившиеся из амбара, прекратились.

 — Ступай в дом, милая, — сказал Ангел, подталкивая ее к дому. — Утром можешь их выпустить.

 Касси направилась к дому в полной уверенности, что Ангел последует за ней. Но она, ошиблась. Вскочив в седло, он исчез из ее жизни.