Глава 22

 – Жак, не стоит слишком напрягаться по этому поводу. Я, в общем, не отношусь к этому слишком серьезно.

 Она прекрасно понимала, что ублюдок все еще шутит, поэтому, вздохнув, сказала:

 – Я не подозревала, что серьезность может быть половинчатой. Сними повязку, и я посмотрю. Твой нализавшийся доктор мог усугубить положение, а не улучшить.

 На самом деле, чтобы посмотреть, ей вовсе не нужно было подходить к нему слишком близко. Но это был бы хороший первый шаг к улучшению отношений – не предлагать помощь, а оказывать ее как бы с неохотой. Жак снова подошла к бюро. Но капитан и не начинал снимать повязку. Он снова уставился на ее ноги!

 – Если ты собираешься носить эти бриджи, то вполне можешь развязать рубашку.

 – Зачем? – Жак посмотрела на свои ноги. – Вроде и так все хорошо.

 – Нет. Они слишком тесные, твои бедра выглядят почти нагими.

 – Ох.

 Жаклин мгновенно покраснела, но как только он отвел от нее взгляд, румянец тут же прошел. Она быстро развязала низ рубашки и опустила ее нижнюю половину до колен. Но, разумеется, Жак не забудет, что зрелище ее бедер в тесных бриджах так его взволновало. Вероятно, будет не так уж трудно его соблазнить.

 Мягкая ткань под повязкой присохла к ране. Ублюдок, даже не моргнув, медленно ее отодрал и снова посмотрел на Жаклин.

 – Ну?

 Она поцокала языком:

 – Сам посмотри. Трудно сказать что-либо о состоянии раны, пока она забита засохшей кровью. Сначала нужно ее промыть.

 – Ну так действуй.

 Она подошла к тазику для умывания, взяла одно из лежавших на полке под ним полотенец, намочила его, выжала и, вернувшись к бюро, швырнула его ублюдку.

 – Сам действуй. Ты знаешь, что, если это буду делать я, ты станешь визжать от боли, как свинья.

 Он рассмеялся. Как только засохшая кровь была смыта, Жак увидела рану длиной почти три сантиметра, как раз такова ширина ее кинжала у самой рукоятки. Девушка непроизвольно зажмурилась, хотя ублюдок даже не моргнул. Затем она скорчила гримасу, наклонилась поближе и воскликнула:

 – Черт, этот доктор наложил только один стежок, и тот уже расходится. Неудивительно, что она до сих пор кровоточит.

 – Наверное, ты его отвлекла, когда назвала меня убийцей, – пожал плечами капитан.

 Жаклин хмыкнула:

 – Ты не запер дверь. Я так понимаю, там кто-то стоит на страже?

 – Разумеется.

 – Пошли его за ниткой и иголкой. Если ты хочешь, чтобы рана зажила, ее нужно зашить по-настоящему.

 – Так ты все-таки собираешься заставить меня кричать?

 – Хорошая мысль, – поджала губы Жак.

 Тем не менее он ее послушался и приказал охраннику послать кого-нибудь за швейными принадлежностями. Через несколько минут в каюте появился Жаки, он нес иголку, нитки и поднос с едой.

 – Принеси мне лампу или свечу, – сказала Жаклин мальчику, – мне нужно опалить нитку.

 – Так ты брала и уроки медицины? – удивленно спросил ублюдок.

 – Нет, но мне пришлось наблюдать, как работает настоящий доктор, и я знаю, что неопаленная нитка хуже, чем отсутствие нитки.

 – И ты умеешь управляться с иголкой?

 – Я умею шить, если ты это имеешь в виду. Моя кузина Джудит брала уроки вышивания, и мне все равно пришлось на них сидеть, так что и я выучилась.

 – М-да… я-то думал, ты в основном занималась отрубанием голов драконам.

 – Мы очень дружны с Джудит, мне не нравится шить, но я была рада доставить ей удовольствие тем, что училась с ней вместе.

 – Ну а она охотилась с тобой на драконов?

 Жак посмотрела на ублюдка. Он ухмылялся.

 – Наверное, это то, чем ты занимался в детстве – играл в сражения с драконами?

 – На самом деле, – рассмеялся он, – мы с Мортом играли в солдат и пиратов. Мы дрались с пиратами. Но ведь я вырос на Карибах. Не думаю, что там когда-либо водились драконы. О, ты действительно улыбаешься?

 Она улыбалась, пусть и всего пару секунд. Впрочем, Жаклин не собиралась корить себя за это.

 – Я просто представила себе драконов на Карибских островах. Нам с Джудит не нужно было фантазировать. У нас большая семья, и в ней всегда происходило что-то интересное.

 – А все же пыталась ли Джудит в ответ освоить то, что нравилось изучать тебе?

 – Боже, нет! Папа учил меня таким вещам, которые Джудит считала слишком неженственными. Однако она всегда была со мной и поддерживала меня.

 – Стоять за штурвалом не слишком опасная работа.

 – Дай мне рапиру, и я тебе покажу, чему научилась.

 – Ого, даже этому ты училась?! – ухмыльнулся ублюдок.

 – Это интереснее, чем шить.

 Ей было как-то не по себе от того, что они вели нормальную беседу. Это, конечно, неплохое начало для осуществления ее плана, однако все-таки непривычно, что они вот так непринужденно обсуждают свое детство. Стоило использовать возникшую возможность для того, чтобы узнать о нем побольше, может быть, даже что-то такое, что можно будет впоследствии обратить против него.

 – А я решила, что ты вырос в Англии, а не на Карибах. У тебя нормальный английский выговор.

 – О, я снова тебя заинтриговал!

 – Снова? Ах, да, – вспомнив маскарад, издевательски усмехнулась Жаклин. – Всякая загадка влечет – и ты в этой смешной маске был такой загадкой. Так ты вырос на островах?

 – Да, но в английской семье. Ты не представляешь, сколько англичан селится в английских владениях на вест-индских островах.

 – И на каком же именно острове?

 – Если ты ставишь перед собой задачу смягчить боль, то ты прекрасно с этим справляешься, – сказал он и легонько провел пальцами по руке, на которую она облокотилась.

 Жаклин быстро отдернула руку. На самом деле она изо всех сил старалась изобразить хорошее отношение к своему худшему врагу. Жаль, что тут нет ее фальшивого родственника Эндрю, он бы преподал ей пару уроков актерского мастерства! Вроде бы она сделала определенные успехи, и не стоит разрушать это впечатление из-за того, что ублюдок посмел ее коснуться.

 – Уверена, у твоего повара есть что-то от ожогов или он знает, как приготовить крем от них. Спроси его, потому что завтра кожа будет гореть сильнее, чем сегодня.

 – Смотри-ка, ты и в этом разбираешься.

 – Однажды я заснула в поле летом, и у меня обгорели ноги и руки. Неприятное ощущение.

 – То есть ты была без ботинок?

 – В детстве я любила бегать босиком – ну, или подкрадываться. Ботинки не очень-то хороши для этого, они создают слишком много шума. В общем, тебе лучше что-то сделать с кожей.

 – Твоя забота… – Он поднял бровь.

 Ублюдок не закончил фразу, и Жак сделала это за него:

 – Подозрительна? О, эти кремы поначалу, пока не впитаются в кожу, ужасно жгут.

 Он рассмеялся и хлопнул ладонью по своей груди, оставляя на розовой коже белый отпечаток.

 – Это ерунда, Жак. Я вырос под гораздо более жгучим солнцем.

 – Как знаешь, – пожала она плечами.

 Вернулся Жаки с зажженной свечой. Он поставил ее рядом с Жаклин и напомнил ей:

 – Не дайте еде опять остыть, миледи.

 Она сурово посмотрела на него:

 – Мы о чем договорились?

 – Миледи Жак, – вспыхнул он.

 – Так не годится, – пробормотала она, когда мальчик выбежал из каюты. – Он очень нервничает, когда ты тут, не заметил? – Эти слова были обращены к ублюдку. – Ты должен его успокоить.

 – Жаки мне не родной сын. Я думаю, он сам со временем сообразит, что я не кусаюсь.

 Это было спорное утверждение, впрочем, оно относилось скорее к ней самой, чем к мальчику. Однако Жаклин не хотела снова ссориться, так что она прикусила язык и взяла иголку. Тут Жак сообразила, что сначала ей придется удалить кривой стежок и только потом зашивать рану по новой.

 – Будет больно, – предупредила она, хотя успела рвануть нитку раньше, чем это произнесла.

 – Тебе же это нравится, так ведь?

 Жак сдержала улыбку, но все же, прежде чем затянуть стежок, посмотрела на него. Черт! Эти чувственные глаза… их взгляд вонзался ей в сердце, парализуя дыхание и речь. Она зажмурилась, досчитала до десяти и снова вздохнула.

 – Жак?

 – Я снова это себе представила, – солгала она и отошла от бюро.

 – Я тоже, – хрипло сказал он.